— А что она сказала про Тони Падилью?
— Да так. Она говорит, что лучше бы Секундине выйти за него.
— Выйти замуж за Тони?
— Так она говорит.
Старуха все еще говорила, опустив голову, уставившись на пыль между своими черными потрескавшимися башмаками.
— Что еще она говорит?
— Да так. Она говорит, что в больницу только дура пойдет. Ее-то вот никто не заставит. Больницы — это там, где умирают, говорит она. У нее сестра — medica[4].
Я поехал в больницу, но меня тут же остановила мысль о многом другом, что мне нужно было сделать безотлагательно. В первую очередь я обязан был подумать об Элле Баркер. Начинался ее третий день в тюрьме, а я обещал, что попытаюсь снизить сумму залога. Правда, я не надеялся чего-то добиться, но попытаться все же следовало.
Время было самое подходящее. Куранты на башенке суда показывали одиннадцать, и когда я вошел в зал, там был перерыв — объявленный, видимо, ненадолго, так как подсудимые, скованные попарно, оставались на своих местах. Они сидели неподвижно и молча под охраной вооруженного судебного пристава. Почти все они походили на мужчин, прислонявшихся к стенам и изгородям Пелли-стрит.
Из своих комнат, волоча черную мантию, вышел судья Беннет. Я перехватил его взгляд, и он кивнул. В свои шестьдесят лет судья был очень импозантен. Он напоминал мне кальвинистского Бога моей бабушки минус борода плюс чувство юмора. Но во время судебных заседаний юмор этот не давал о себе знать, и всякий раз, когда мне по дороге к судейскому креслу приходилось пересекать колодец старомодного зала с высоким потолком, меня мучило ощущение, что наступил Судный день, а грехи мои все при мне.
Судья наклонился в мою сторону боком, словно отъединяясь от величия Закона.
— Доброе утро. Как Салли?
— Все хорошо. Благодарю вас.
— Ведь уже скоро?
— Ждем со дня на день.
— Она молодец. Мне нравится, когда милые люди обзаводятся детьми. — Его умудренный жизнью взгляд остановился на моем лице. — Вас что-то тревожит, Уильям?
— Не Салли, а Баркер, медицинская сестра… — Я замялся. — Мистеру Стерлингу следует выслушать то, что я собираюсь сказать, ваша милость.
Кит Стерлинг, окружной прокурор, сидел за своим столом справа, склонив седеющую голову над бумагами. Судья подозвал его к себе и сел прямо. Я продолжал:
— Мне кажется несправедливым, что Элла Баркер в тюрьме. Я твердо убежден, что никакого отношения к кражам она не имела. Похищенные ценности она получила как подарки. Единственная ее вина — излишняя доверчивость, так за что же ее карать?
— Ее не карают, — возразил Стерлинг. — Она просто задержана до расследования всех обстоятельств.
— Но факт остается фактом: она в тюрьме.
— Я назначил залог, мистер Гуннарсон, — сказал судья.
— Но пять тысяч долларов — не слишком ли это крупная сумма?
— По нашему мнению, нисколько, — ответил Стерлинг. — Она обвинена в серьезном преступлении.
— Я сказал «крупная» в том смысле, что такой суммы ей взять неоткуда. У нее нет семьи, нет сбережений, нет собственности…
— Временем выслушивать споры я сейчас не располагаю, — перебил судья и, дернув плечом, водворил мантию на место. Секретарь, ожидавший этого сигнала, объявил заседание суда открытым. Стерлинг сказал мне вполголоса:
— Обратись с этим к Джо Ричу, Билл. По-моему, он вообще хочет с вами поговорить.
Джо был у себя в кабинете на втором этаже. Он сидел за письменным столом, заваленным бумагами и кодексами, щетинившимися закладками. Джо был рабочей лошадкой прокурора, и дело Баркер входило в десяток других, которыми он занимался в данное время.
Заставив меня потомиться минуту, он бросил на меня взгляд исподлобья, который обычно предназначал для свидетелей защиты.
— Тяжелая ночь, Билл? Вид у вас как с похмелья.
— Только не алкогольного. За это ручаюсь. От мыслей.
— Садитесь. Вы все еще кипятитесь из-за этой Баркер? Видно, она порядочно отложила на черный день.
— Я рад, что вы заговорили об этом. У нее нет ничего. Пять тысяч долларов слишком высокая сумма для одинокой девушки без состояния и доходов. Первый арест, не говоря уж о том, что она невиновна.
— Это я от вас уже слышал. Но мы расходимся во мнении. Да и вообще залог назначил судья Беннет.
— Мне кажется, он снизит сумму, если вы здесь возражать не будете.
— Но мы будем возражать. — Рич открыл ящик, извлек шоколадный батончик с миндалем, развернул его, переломил пополам и протянул мне кусок поменьше. — Возьмите. Для восстановления энергии. Мы не можем допустить, чтобы она внесла залог и сбежала, когда речь идет уже об убийстве. Послушайте моего совета и не поднимайте этого вопроса. Не то сумма залога может быть повышена.