Но каким бы легким и безопасным ни казался ее номер, все понимали, что это лишь видимость. Ведь тигры есть тигры. Часто Маргариту спрашивали — и зрители и корреспонденты, бывает ли ей когда-нибудь страшно в клетке.
— Вы знаете, нет, — говорила Назарова извиняющимся тоном. — Не бывает. Это, наверно, как на фронте — путаться некогда, надо действовать. Страшно бывает только потом, когда на досуге вспомнишь о случившемся. В клетке же на помощь приходит мгновенная реакция. Весь как-то собираешься и ощущаешь только одно: ты идешь на зверя и должен подавить его дикий порыв. Кто кого! Смелость ли это? Не знаю. Скорее уверенность. Уверенность в себе и, конечно, в помощниках, которые в критический момент всегда «остудят» зверя мощной струей воды. Мне еще очень помогает и то, что на каждом представлении среди публики сидит Константин: в случае чего он мгновенно придет мне на помощь. Может быть, еще и поэтому мне не бывает страшно в клетке.
Нет, ей не страшно было в клетке.
А вообще чувство страха Маргарите было хорошо знакомо. Сколько было историй, когда ее тигры, например, совершали побег…
Видя, как свирепые звери встают перед своей повелительницей на задние лапы, как легко и свободно балансируют они на шаре, с каким удовольствием изображают из себя живой «ковер», многие зрители думали, не слишком ли задрессировала она этих потенциальных людоедов. Может, инстинкт хищника от такой дрессировки у них и вовсе исчез?
Ничего подобного. Уж кто-кто, а Маргарита знала, какие «милые» характеры у ее питомцев. Даже у тех, которых она сама вырастила.
Однажды на гастролях в ФРГ эта кажущаяся кротость назаровских тигров позволила директору одного из германских цирков разместить зверей советской дрессировщицы в помещении, которое она считала не очень подходящим. Стены были простыми деревянными перегородками, а по соседству находились верблюды и боевые быки. Но другого помещения директор якобы не нашел.
Ночью в гостиницу, где поселились советские артисты, прибежала обезумевшая от страха служительница цирка. «Тигры вырвались!» — кричала она. В шубе и домашних туфлях Назарова кинулась в цирк. Следом в одной пижаме мчался Константиновский.
В цирке они увидели ужасающее зрелище. Ни один из зверей, находившихся по соседству с тиграми, не остался в живых. Проломив стену, тигры перервали верблюдам мышцы и сухожилия, чтобы не брыкались, и перегрызли им горло. И с боевыми быками «кроткие» питомцы Назаровой расправились не менее быстро — размозжили им головы. Маргарита не узнавала своих подопечных. Разъяренные свежей кровью, тигры вовсю дрались из-за лакомых кусков. Всегда послушного Ахилла с трудом оторвали от добычи, а малоподвижная, перенесшая рахит и потому оберегавшая себя от резких движений Лойда в азарте прыгнула почти до потолка, где в стене зиял пролом. И даже ласковый Пурш, сверкая зелеными глазами и скаля окровавленную морду, терзал бычью тушу… Вилы, струи воды, холостые выстрелы насилу утихомирили расходившихся зверей.
Прежде зоологи много спорили о том, действительно ли самки крупных хищников учат своих детей охоте или же это врожденный инстинкт. В заповедниках и национальных парках люди не раз наблюдали такое обучение. К тому же давно известно, что хищный зверь, выросший в неволе, на свободе неминуемо погибает с голоду или начинает нападать на домашний скот. И все же известно немало случаев, когда хищники, выросшие в неволе, мгновенно расправлялись с домашними животными, да так «профессионально», словно никогда не сидели в клетке, а всю жизнь охотились. Где же истина?
Все очень просто. Молодой тигр (лев, леопард, ягуар и так далее), хватая лапами жертву, инстинктивно вонзает клыки ей в шею, туда, где находятся так называемые критические точки — позвонки, трахея, яремная вена и сонная артерия. После такого повреждения жертва мгновенно обездвиживается и умерщвляется. Знание таких критических точек дано тигру от природы.
Однако техника убийства — это только на десять процентов техника охоты. Добычу еще нужно подстеречь или выследить, а потом уж убить. И если для человека с его дальнобойным огнестрельным оружием охота состоит всего из двух процессов, то у хищников все гораздо сложнее. Только первый этап у охотников — и двуногих и четвероногих — одинаков.
Прежде всего тигру надо знать, где искать дичь, чтобы не бродить по джунглям день и ночь впустую в расчете на случайную встречу. Он должен знать, в каких местах обитают табуны оленей и кабанов, где лучше их подстерегать, и так далее. Обнаружив табун, хищник прежде всего выбирает жертву. И совсем необязательно ту, что находится ближе всех к нему; он смотрит, к какому животному легче подкрасться и кто на вид слабее.
Затем тигр намечает путь подхода к избранной жертве в зависимости от ландшафта местности (есть ли где спрятаться), окраски растительности (где удобней маскироваться), направления ветра и многих других факторов. Тигра не зря считают самым умным зверем. Он способен решать очень непростые задачи сближения со своей жертвой в трудных условиях. На Дальнем Востоке охотоведы не раз разбирали по следам истории тигриных охот и всегда приходили к выводу: иного, или лучшего, варианта, чем тот, на котором остановился хищник, быть не может. Тигр словно рассуждает логически, будто в его полосатой голове заключен человеческий мозг.
Выбрав путь подхода, нужно проделать его и подкрасться к добыче на расстояние двух-трех прыжков, то есть примерно двадцати метров. Здесь играют роль наклон местности (предельный прыжок тигра под уклон — десять метров, а на ровном месте — шесть), толщина снежного покрова, положение самой добычи относительно охотника.
А затем… А затем броситься и схватить! Причем схватить не как попало, а так, чтобы самому не получить копытом в голову или клыками в брюхо. А если уж схватил неудачно, следует как можно быстрее сломить сопротивление жертвы и умертвить ее.
Скрадывание жертвы — процесс самый трудный. Длится он порой часами, и тигриные лежки в глубоком снегу протаивают почти до земли. Спугнешь оленя раньше времени, промахнешься на метр, не сумеешь настичь на первых прыжках — останешься опять голодным.
Охота — это целое искусство, которому вкупе с прочими правилами вольной жизни тигрица обучает своих детенышей. А вот совершенствуют охотничьи приемы молодые тигры уже в одиночку. Именно поэтому первые месяцы самостоятельной жизни для них очень трудны.
А чтобы умертвить домашнее животное, всех этих навыков, понятное дело, не требуется. В этом случае вполне можно обойтись природными инстинктами. Некий «профессионализм», который проявили тигры Назаровой, набросившись на быков и верблюдов, можно объяснить так: в группе было несколько зверей, которых отловили в тайге, когда те уже были достаточно взрослыми. Они могли вспомнить первые уроки своих матерей, а их примеру последовали остальные.
И необязательно тиграми руководила кровожадность. Просто смысл жизни крупного хищника — именно в охоте, он убивает, чтобы выжить самому. И если раз в жизни выпадает случай самому убить дичь (да еще такую крупную, как верблюд или бык), вкусить добытого самим теплого парного мяса, оправдать, наконец, свое тигриное существование (и предназначение) — разве может он его упустить?
В 1964 году Пурша не стало. Он погиб от нераспознанной вовремя сахарной болезни. Случилось это во время очередного гастрольного перелета. Маргарита очень волновалась, когда клетку со зверем, который еще не оправился после очередного сердечного приступа, погрузили в самолет. Едва приземлились, Назарова бросилась к своему любимцу. Но Пурш был уже мертв.
На память о нем у Маргариты остался большой верхний клык длиной в шесть сантиметров. Тот самый клык, на который она не раз нажимала, когда Пурш захватывал в пасть ее руку и не спешил отпускать.
Пурш, наверное, был самым ручным и самым умным из всех дрессированных тигров. Он прожил двенадцать лет — для тигра это отнюдь не старость. Десять из них он проработал на арене, снялся в пяти фильмах, стал известен во всем мире. Словом, прославился так, как еще ни одному тигру не удавалось. И прославил Маргариту. Некоторые критики писали даже, что Назарова войдет в историю не столько благодаря своим выступлениям, сколько прогулкам с Пуршем на свободе…