На улице ни огонька.
Мне не спалось.
Было душно. Бродил в небе слабый прожектор.
У всех своё затемнение, думал я, у каждого по-своему.
У старушек Добрушкиных ковры висят.
У Груниных шторы.
У Мирзоян фанера.
У дяди Миши картон.
У Фалалеевых рекламные противопожарные щиты.
У старика Ливерпуля доски, остаются щели, и его несколько раз предупреждали.
У дяди Гоши окна завешены шалями, и меня всегда интересует, откуда он набрал столько шалей.
У Алиевых одно окно, они к нему прислоняют шкаф. Не лень людям шкаф двигать каждый вечер. Зато никогда в жизни осколки им в комнату не влетят, как они уверяют.
У Измайловых блестящая плотная бумага, все спрашивают, откуда они её достали, а папа Измайлов улыбается и говорит: «В универмаге до войны». Все удивляются, как он мог знать, что начнётся война и ему понадобится эта бумага. Он отвечает, что купил её для совсем другой надобности, но не успел использовать. Тогда спрашивают, для какой надобности он её купил и почему не успел использовать. Оказывается, он собирался оклеить стены своей веранды, но всё откладывал. А теперь ждёт окончания войны, чтобы снять её с окон и оклеить веранду.
С завистью смотрят на его практичное, недорогое затемнение.
Все хотят иметь красивое и практичное затемнение.
Я тоже жалею, что мы не купили раньше такой бумаги и теперь нам приходится вывешивать матрасы.
Боба спит с красной повязкой. Даже во сне лицо у него довольное и гордое.
…Рано утром влетели к нам братья Измайловы, у каждого по рулону.
Рамис, Рафис, Расим, Раис промчались в нашу комнату как конники, размахивая рулонами. Ни слова не говоря, оставили свои рулоны и умчались.
— Порядочно у них бумаги, — сказал я, — на две семьи.
Мой брат Боба схватил рулон, но мама отняла.
— Спасибо соседям, — сказала она. — Обращайтесь с бумагой бережно. Сегодня мы сделаем шторы. А когда кончится война, нашим соседям эта бумага понадобится, чтобы оклеить веранду.
2. Герои
— Советский лётчик таранил самолёт! — заорал я, вбегая в комнату.
— Зачем же так орать? — сказала мама.
— Он ночью таранил! — орал я.
— Представляю, — сказала мама. Ничего она не представляла.
Я размахивал газетой:
— Как даст фашисту в хвост! Винтом как врежет р-р-раз! Бац по хвосту! Тот по-ошёл вниз…
Раскрыв глаза, смотрел на меня Боба. Он тоже ничего не представлял.
Ведь я собирал все газеты. Я знал всех героев. Я знал их в лицо по портретам. Я очень любил их. Не мог я пропустить ни одной газеты. Не могло такое произойти.
И всё же происходило.
— Одной газеты у меня сегодня не хватает, — сказал я, — в нашем ларьке она кончилась. Где-то нужно найти.
Мама к этому привыкла. А Бобе всё равно.
— Попроси у соседей, мама, может быть, у них есть эта газета. Если у них её нет, придётся искать в другом месте.
— Неужели нельзя обойтись без одной газеты?
— Никак нельзя.
— Спроси сам.
— Но мне могут не дать.
Мать идёт за газетой и возвращается ни с чем.
— Я так и знал, — говорю. — Такую газету никто не даст. Первый в мире таран. Представляешь? Ночной. Отрубил фашисту хвост. Вот герой! Нет, такую газету никто не даст, нечего и просить.
— Если бы она у них была, они бы дали, — говорит мама.
— Никто бы не дал. В этом я убеждён.
— Ну, зачем она им, для чего? Никогда бы они не стали из-за газеты портить отношения.
— Ничего ты не понимаешь, мама. Из-за такой газеты можно портить отношения. Если бы ты представляла…
— Газеты, газеты… — говорит мама. — Зачем тебе столько газет?
— Ведь он срезал фашисту хвост!
— Ох, эти газеты, — вздыхает мама, — кругом война…
— Не искал бы я эти газеты, если бы там войны не было!
— Понятно, — говорит мама.
Ничего ей не понятно.
Я выскочил на улицу. Сел на трамвай.
— Посмотрите хорошенько, — попросил я в киоске у бульвара. — Неужели не осталось?
— Сейчас посмотрим хорошенько. — Продавец знал меня. — Нет, нету, — сказал он, — ни одной нету.
— А может быть, есть?
— Не может быть, раз нету.
— Как жаль, — сказал я, — неужели нету?
— Что за газета? — спросил кто-то.
Собрались люди, и все интересовались, что особенного в газете, которую я так ищу.
— Советский лётчик таранил самолёт, — сказал я, — он срезал фашисту хвост.
— Замечательный лётчик, — сказал продавец.
— Я и сам знаю, что замечательный; значит, у вас нет газеты? А где она может быть, вы не знаете?
— Поищи, дорогой, где-нибудь может быть. Непременно где-нибудь есть, нужно поискать.