Но двери легко поддались и распахнулись. Яркое солнце тут же послало лучи в открывшийся проем, нарисовав мою высокую черную тень на неровном каменном полу. Если когда-то внутри и были скамьи и статуи, то вынесли их отсюда давным-давно. Я осторожно направилась к алтарю. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидела оплывшие свечи, стоящие на потемневшей каменной плите алтаря. Я порылась в кармане, нащупала огниво и высекла искру.
И в этом неверном, слабом свете свечи, сквозь пыль и паутину я увидела его – серебряное полотно, каким-то образом избежавшее тлена. Оно висело на стене за алтарем. Поставив свечку на алтарь, я стала внимательно рассматривать полотно. На нем был выткан сложный таинственный узор – ряд за рядом, друг над другом мужчины и женщины, и их лица искажены таким ужасом, столь кошмарны, что казалось – на полотне запечатлены узники ада.
И было еще блистающее величие. Полотно было прекрасно. От него, казалось, исходила странная сила, наполнявшая меня невероятной смесью трепета и страха – оно было наполнено святостью. Другого слова я не могла подобрать.
Хотя мне хотелось бежать от него, я приблизилась, упала на колени перед ним… подняла глаза… шептала полузабытые молитвы, слышанные когда-то от матери и мрачных священников нашего городка.
Не знаю, сколько времени я провела на коленях – целую вечность или краткий миг. Какой-то шум снаружи отвлек меня. Двери распахнулись настежь. Ветер ворвался в часовню, и полотно затрепетало, зашелестело так, как, должно быть, смеются феи, как будто души, запечатленные на полотне, издевались надо мной.
Внутри храма вдруг стало темнее – дверной проем заполнила фигура в темном плаще.
– Выходи. Это не святое место, – торжественно произнес человек.
Я вскочила, недоверчиво приблизилась к нему. Бледное лицо его оказалось старым, а плащ скрадывал немалый рост. На глазах у него была повязка, в руках он держал резную палку, которая помогала ему при ходьбе.
Я попросила прощения, а потом добавила:
– Я думала, что в этих развалинах никого нет.
Ложь, конечно, тем более что монахи прошли рядом со мной.
Слепой монах повернулся ко мне и спросил таким голосом, что мне показалось – он видит и сквозь повязку:
– Неужели?
– Ну да. А часовня такая красивая, – покраснела я. – Прости. Я не хотела никого обидеть.
– Обидеть? – переспросил он.
– Ну, я хотела сказать…
За дверьми послышались голоса приближающихся людей, и я, оборвав себя на полуслове, попробовала проскочить мимо монаха. Он схватил меня за руку – удивительно крепко – произнес:
– Ты сделала большую глупость. Разве ты не понимаешь, какие опасности таят эти земли?
– Опасности? Нет, не понимаю, – я выдернула руку и сделала медленный шаг к дверям.
Лицо слепого выразило задумчивость, потом сочувствие.
– Как называется твоя страна? – прошептал он.
– Мы из Моровы. Едем на ярмарку в Везпрем.
– Был прошлой ночью туман – странный, внезапный, темнее безлунной ночи?
– Да, – ответила я и спросила: – И где же мы теперь?
Мой голос неожиданно был тихим-тихим.
– Это – Марковия… страна мрака и жестокости.
Его слова слетали с языка, обрушиваясь на меня, как каменные глыбы.
Полотно насмешливо зашуршало от легкого порыва ветра, проникшего в распахнутые двери. Ноги у меня внезапно подкосились, пришлось опуститься на колени, чтобы не упасть. Снаружи донесся крик Вара – он звал меня, но я не отвечала, даже когда увидела, что он подходит к дверям храма.
Один из монахов пытался остановить его, но было уже поздно. Глаза Вара остановились на ткани – сверкающее полотно околдовало нас обоих. И где мы оказались теперь? Если бы он раньше послушался меня, мы бы уже возвращались в Морову – к тяжелой зиме. А вместо того… а что? Рассказы священников столь же бессмысленны, сколь и странны.
Теперь я знала, что полотно очаровательно, и вдруг захотела уйти. Повернувшись спиной к монаху, я вышла в открытые двери на ослепительный солнцепек. Прищурившись, посмотрела на мужа.
Лицо и руки Вара были в ссадинах – значит, он действительно сорвался со скалы, – но серьезных повреждений, ран не было.
– Дура. В следующий раз будешь меня слушать, – рявкнул он.
– Люди не из этой страны, – сообщил слепой монах высокому человеку – одному из тех, кто спас Вара, потом бросил: – Пожалуй, мы должны приютить их на ночь и позаботиться о них.
При таком предложении рука Вара тут же опустилась на кинжал, который был у него на поясе.
– У нас лошадь и фургон. Мы не можем бросить их без присмотра.
– Ты прав. В этих горах есть охотники, – сказал высокий монах. – Один из вас может остаться с твоей лошадью и фургоном. Я – брат Доминик, глава Ордена Стражей – предлагаю тебе защиту этих стен.
– А если мы решим уйти? – спросил Вар.
– Это будет неблагоразумно. Однако вы вольны поступать, как вам вздумается.
Я пыталась встретиться взглядом с Варом, показать ему глазами, что нам нужно ехать, но он уже принял приглашение, извинился за то, что неправильно понял, и зашагал по двору вместе с монахами. Они привели нас в большое здание, первый этаж которого служил кухней, трапезной и местом собраний. Когда я думаю об этом сейчас, не могу понять, как Стражи могли столь глупо поступить и оставить нас на ночь. Может быть, так же как Вар и я, они не понимали, как ими управляют.
Мой муж уселся на длинную каменную скамью, один из монахов – худой, смуглый, с трясущимися руками – осмотрел его. Брат Доминик ожидал, пока осмотр закончится, а потом повел меня к винтовой каменной лестнице в глубине зала.
– Прежде чем вы останетесь здесь, я должен кое-что рассказать, – и с этими словами мы начали подниматься по ступенькам.
Глава 2
Потолок терялся в темноте надо мной, толстый слой сажи и паутина покрывали балки и стропила, поддерживающие крышу. Но каменные ступени были прочными и надежными. На стенах я видела темные пятна портретов в потускневших рамках, и казалось, лица, изображенные на холстах, провожают нас мрачным взглядом.
– Эти люди когда-то жили здесь? – спросила я монаха.
– Мы верим, что они, может быть, живут и сейчас, – отвечал он. – Ночью иногда видно, как по стенам движутся неясные тени. И ветер порой доносит странные вопли, как будто кто-то кричит от боли. В этой крепости есть такие места, куда не решаются заходить самые смелые братья.
– Но они не причиняют вам вреда – эти тени?
– Думаю, наше присутствие развлекает их, – хмыкнул Доминик. – Им тут одиноко. В любом случае, они позволяют нам жить здесь, а мы молимся за их души. Ступеньки оканчивались у дощатой двери. Распахнув ее, мы прошли на открытую площадку башни, с которой открывался вид на земли к северу и востоку. Хотя деревянный настил под ногами выглядел довольно прочным, я держалась подальше от полуразрушенной, выщербленной стены башни.
– Оттуда – снизу – эти старые стены кажутся утесами горного хребта. Это на руку нам – мы ценим наше уединение. Никто сюда не приходит. Мы даже начертали заклинания на стенах, чтобы никто из земель ужаса не вошел внутрь… если его не призвали.
– Призвали войти в ваш Орден?
– Да, – помедлив, ответил он, – да.
– А туман, о котором говорил твой слепой брат?
– Я попал в эту землю из-за такого тумана – почти так же, как и вы, – сказал он. – Я рассказал об этом остальным, потому Маттас и спросил, откуда вы.
Он посмотрел на меня, и в его глазах я прочитала сочувствие. Это казалось вполне естественным, ведь он был святым человеком. Позднее мне пришлось узнать, сколь редка истинная доброта в этой проклятой стране.
– А другие?
– Они из земли ужаса. Для некоторых жизнь здесь – мука. Другие в Ордене впервые нашли покой и радость.
Я окинула взором простиравшиеся перед нами земли, холодные равнины на западе, синие реки и густые леса на севере и востоке.
Внизу узкой ленточкой между скал змеилась дорога, приведшая нас сюда.