Какая-то группа половцев откочевала в Закавказье. Об этом сохранилась глухая ссылка у Рашид-ад-Дина на то, что монголы, пройдя Кавказские горы, захватили там кипчаков, «которые, бежав, ушли в эту сторону». И в такой ситуации, естественно, не всех поголовно уничтожали или брали в плен. Какая-то часть также оставалась и сливалась с местным населением.
Тем не менее огромное количество взятых в плен половцев обращалось монголами в рабство.
Восточные рынки были наполнены рабами из различных побежденных монголами народов, и среди них одними из самых значительных количественно были половцы (кипчаки).
Арабский автор ал-Айпи писал: «Взятые в плен из этих народов были отвезены в земли Сирийские и Египетские...» (Тизенгаузен, I, с. 503). Обычно в мусульманских странах они использовались в качестве домашних слуг — гулямов. Отважные и энергичные кипчакские воины в Египетском султанате стали гвардией султанов — мамлюками. В конце концов мамлюки захватили власть в султанате и поставили своих султанов из кипчакских знатных родов.
Два султана — Бейбарс и Калаун происходили из славного в степях рода бурджоглы (Бурчевичей). Султанат был при них переполнен новоявленными эмирами — выходцами из мамлюков. Каждый из них предпочитал иметь в своей свите сородичей, и потому Египет был буквально забит кипчаками разных рангов и званий. Известно, например, что султан Калаун окружил себя 12 тыс. мамлюков и 1200 кипчакскими невольницами. Такой же 12-тысячной гвардией владел и его сын — ан-Насир. Помимо зависимых кипчаков (купленных на рынках рабов), в Египет хлынули из Дешт-и-Кипчака многочисленные родственники простых мамлюков, эмиров и даже самих султанов (Амин аль-Холи, с. 11—18).
Вся эта масеа кипчаков, влившихся во все слои египетского общества, довольно быстро растворилась в нем. Некоторые следы их пребывания и относительной самостоятельности сохранились, в частности, в наименовании одного из каирских кварталов — Орду. Очевидно, прибывшие в город кипчаки какое-то время жили здесь отдельно от горожан — своей ордой, но и от этой самостоятельной группировки не сохранилось ничего, кроме названия ее местонахождения.
Мы уже говорили о трагической судьбе половецкой аристократии, пытавшейся всеми силами отстоять свои земли и свою свободу. Уничтожение ее началось и было завершено уже после третьего похода монголов, в 40— 50-х годах XIII в. Второй поход окончился значительно менее кровавыми событиями. Рашид-ад-Дин сообщает, что просто войска, вторгшиеся в Европу, получили задание захватить и привезти в ставки Менгу-хана и Тулуя «знаменитых кипчаков». Так, часть половецких удальцов попали в далекие монгольские степи и выраставшие там из становищ города.
В плен — в рабство на продажу и для себя (для исполнения домашних своих разнообразных работ) брались те воины и их семьи, которые оказывали сопротивление или участвовали в борьбе того или иного феодала против монголов. Судьба их была, несомненно, тяжкой, но даже эти несчастные участвовали в общем процессе этногенеза («растворения» монголов в половецком этносе).
Следует сказать, что большое число половецких воинов, лишенных собственных половецких предводителей, перешли в войска монгольских военачальников. Последние, сохраняя своих воинов, охотно использовали кипчаков-половцев в особо трудных походах, всегда посылая их вперед — принимать первый, самый тяжелый удар противника. Очень много половецких сотен участвовало в завоевании Волжской Болгарии. По окончании этого похода и полного подавления сопротивления болгар, видимо, много половцев осталось в этой богатой стране на землях, частично освободившихся от местного населения, перебитого завоевателями или бежавшего на соседние территории. Половецкий (кипчакский) язык стал языком населения Волжской Болгарии в золотоордынское время и сохранился там и по сей день.
Однако основная масса половецкого этноса осталась на прежних своих кочевьях, правда несколько потесненная из некоторых наиболее богатых областей, запятых собственно монголами. Это были прежде всего районы, в которых монгольские ханы начали активное строительство городов (наиболее застроенным оказалось Нижнее Поволжье). Половцы стали главным податным населением степи, только у них вместо своих половецких феодалов появились новые — монгольские (Федоров-Давыдов, 1973, с. 39—42). Следует сказать, что монголы старались, чтобы их новые подданные забыли бы о своих предках, об их воинских подвигах, потеряли бы «чувство родины». С этой целью монгольские правители произвели ряд очень значительных перемещений в восточноевропейских степях. Одни курени были переселены, как говорилось, в Волжскую Болгарию (на Среднюю Волгу и Нижнее Прикамье), другие — в степи Нижнего Поволжья. Там они получали кочевья в непосредственной близости от городов и принадлежали, очевидно, феодалам, дома и дворцы которых стояли в городах, где монгольская знать проводила холодное осеннее и зимнее время. Безусловно, какая-то часть половцев оседала и в городах, особенно в старых крымских городах-портах, с которыми они были связаны и до монголов. Характерно, что там продолжал быть самым распространенным «международным» языком половецкий, что подтверждается созданием там Половецкого словаря, первоначальное формирование которого началось, как мы пытались показать выше, несколько раньше (во второй половине XII в.).
Разорение всегда приводило кочевников к оседлости, поскольку для кочевки необходимы не только пастбища, но и определенное количество скота. Многие курени и аилы половцев, разграбленные во время монгольского нашествия, перешли, видимо, к полуоседлости и даже оседлости у берегов рек. Обычно население таких приречных поселков занималось перевозами через реки, рыбной ловлей. Интересно, что половцы, погребавшие своих родичей вместе с конями, теперь ограничивались одной уздечкой с удилами, а иногда бросали в могилу рыбу. Последнее, вероятно, было своеобразным символом занятия умершего в продолжение жизни и пожеланием иметь такой же улов и после смерти.
Путешествовавший по Восточной Европе Вильгельм Рубрук в середине XIII в. несколько раз повторил в своем сочинении-отчете, что в степях, по которым он проезжал, «до прихода татар обычно жили команы» (Рубрук, с. 90) или «она вся заселена была команами-капчат» (Рубрук, с. 108). Эти фразы как будто свидетельствуют о том, что население в степях этнически полностью сменилось. Однако тот же Рубрук сообщал нам об обычаях команов, о каменных статуях, которые они ставят в память своих умерших, об их могилах и становищах. Из всего этого очевидно, что он много раз встречался с представителями этого этноса, причем установка статуй и сооружение святилищ говорят, видимо, о том, что в его время даже еще не вся половецкая знать была перерезана завоевателями. Что касается другого путешественника — Плано Карпини, то он прямо указывал, что по «стране куманов» протекают четыре реки: Днепр, Дон, Волга, Яик (Плано Карпини, с. 70). Более западных рек он не назвал, поскольку странствия его начались с Днепра. Итак, команы в степях, несмотря на разгром, оставались, видимо, в значительном количестве. Именно об этом свидетельствуют многочисленные упоминания Половецкой степи, или Дешт-и-Кипчак, восточными авторами, пишущими на протяжении всего XIV в. о Золотой Орде. Например, араб Ибн Баттута писал так: «Местность эта, в которой мы остановились, принадлежит к степи, известной под именем Дешт-и-Кипчак...» Или в другом отрывке: «Один из купцов, наших товарищей, отправился к тем в этой стране, которые принадлежат к народу, известному под именем Кипчаков,— они христианской веры...» (Тизенгаузен, I, с. 279). Таким образом, присутствие кипчаков было вполне реальным: не только сохранилось название местности, но и само население не потеряло имени сто лет спустя после завоевания. Интересно упоминание об их христианстве. Видимо, это были остатки тех половцев, которые крестились уже в период активной борьбы с завоевателями и заключения с этой целью союзнических отношений с русскими князьями.
Совершенно ясно, что из далеких монгольских степей — с берегов Керулена и Онона — пришло большое число монгольских воинов, причем многие из них шли со своими семьями и поэтому, победив половцев, потеснили их с лучших угодий и начали там кочевать сами. Однако нельзя говорить, что это было переселение всего народа. Основная масса монголов осталась на своих кочевьях. С поселившимися же в европейских степях монголами случилось то, что происходило с половцами-команами, растворившимися среди населения стран, в которые они откочевывали под давлением монголов. Монголы с первых же десятилетий своего пребывания в половецкой степи начали активно ассимилироваться в местной среде. К середине XIV в. этот процесс был фактически завершен, что прекрасно знали во всех связанных с Золотой Ордой государствах. Самый процесс и результаты его прекрасно — четко, лаконично и выразительно — отражены в сочинении арабского автора ал-Омари: