Природные условия кипчакских степей способствовали процветанию на них развитого и хорошо организованного кочевого скотоводства. Степь была расчленена на участки с определенными маршрутами кочевий, летовками и зимниками. Рядом с постоянными летними и зимними стойбищами возникали курганные кладбища. Здесь же и вдоль степных дорог и кочевых маршрутов воздвигались кипчаками святилища предков с каменными статуями, изображавшими умерших.
Изваяния, воздвигаемые у курганов-святилищ, сооруженных в виде квадратных оградок из битого камня и щебня, являются самой характерной и яркой чертой культуры кипчаков. Статуи представляли собой простые неровные стелы нередко без всякой деталировки фигур. Лица у них прочерчены глубокими врезными линиями, часто «сердечками». Женские статуи отличались от мужских изображениями круглых «грудей». Сооружение небольших святилищ-оградок, посвященных предкам, со статуей (или статуями) внутри стало отличительной особенностью кипчаков с конца IX в. (Чариков, 1979). До них – в VI-IX вв. – аналогичные святилища со статуями умерших воинов и многочисленными отходящими от оградок «балбалами» (вереницами камней, символизирующими убитых умершим предком врагов) ставились тюрками и уйгурами. Позднее с гибелью каганатов они забыли этот обычай, а кипчаки-половцы – единственные из тюркоязычных народов, сохранили его. Как мы увидим ниже, он просуществовал у них вплоть до потери ими политической самостоятельности, т.е. так же как в Тюркском и Уйгурском каганатах.
Следует отметить, что святилища сооружались, естественно, только в память богатых и знатных кочевников. Проезжавший по заволжским степям в 922 г. Ибн Фадлан писал, что среди гузов были такие, которые имели стада в 10 тыс. голов овец (не считая другого скота). Несомненно, что среди кимако-кипчакской аристократии встречались такие же богачи. Их аилы (большие семьи) владели громадными степными пространствами с собственными кочевками (маршрутами и стойбищами). Возможно, что в каганате существовало уже наследственное землепользование. О нем говорит автор «Худуд-ал-Алама»: «…хакан кимаков имеет 11 управителей, и их уделы передаются по наследству детям этих управителей» (Кумеков, 1972, с. 117).
Эти так называемые управители были, видимо, крупнейшими представителями родоплеменной аристократии, постепенно начинавшей феодализироваться в те столетия.
Во главе Кимакского государственного образования в X в. стоял каган, а входивших в каганат кипчаков, по сведениям «Худуд-ал-Алама», возглавлял «малик», что соответствует тюркскому титулу «хан». Это косвенно подтверждается сообщением ал-Хорезми, который так комментирует тюркскую титулатуру: «Хакан – это хан ханов, то есть предводитель предводителей, подобно тому как персы говорят шаханшах» (Кумеков, 1972, с. 116).
Очевидно, «управители» - ханы находились в вассальной зависимости от кагана, а у них в свою очередь были вассалы, получавшие от них земельные наделы, из числа богатой родовой аристократии. Гардизи очень определенно говорит об имущественной неоднородности кимаков, а ал-Идриси подчеркивал, что «только знатные носят одежду из красного и желтого шелка». Интересно также его сообщение о наличии у кимаков пеших воинов, которые, несомненно, набирались из бедняков, не имевших собственной лошади.
В целом следует признать, что сведения письменных и археологических источников о Кимакском государстве, особенно в раннем периоде его существования, очень отрывочны и ограниченны. Тем более это касается его отдельных частей, в том числе и самого большого и самостоятельного удела – Кипчакского ханства.
Так, помимо статуй, о мировоззрении и различных обрядах, связанных с почитанием мертвых и погребальным культом, информацию содержат раскопанные, пока немногочисленные погребения кимаков и кипчаков. Захороненные вместе с покойниками вещи дают представление о бытовых предметах, окружавших кочевника в жизни, хотя, несомненно, эти материалы в связи со спецификой нахождения (в могилах) несколько односторонни – обычно они представлены предметами, необходимыми кочевнику в пути на тот свет: сбруей коня, оружием, реже личными украшениями и сосудами с ритуальной пищей. Рядом с покойником укладывался его верный товарищ – конь, без которого в бескрайних степях, где для жизни необходимы значительные передвижения, человек был фактически почти беспомощен. Вера в необходимость снабжения умершего вещами, нужными в дороге и хотя бы на первое время жизни на том свете, особенно подробное освещение получила у самого любознательного и правдивого арабского путешественника начала X в. Ибн Фадлана. Он описал не кимако-кипчакский, а гузский погребальный обряд. Однако благодаря раскопкам кочевнических курганов мы знаем, что погребальный обряд тюркоязычных народов в общем необычайно однообразен, а это значит, что общие положения, которыми руководствовались кочевники при сооружении погребальных комплексов, были фактически идентичны. Итак, Ибн Фадлан рассказывает: «А если умрет человек из их числа, то для него выроют большую яму в виде дома, возьмут его, наденут на него его куртку, его пояс, его лук… и положат в его руку деревянный кубок с набизом, оставят перед ним деревянный сосуд с набизом, принесут все, что он имеет, и положат с ним в этом доме… Потом поместят его в нем и дом над ним покроют настилом и накладут над ним нечто вроде купола из глины». Так сооружали саму могильную яму и курган над ней (глиняный купол).