Действительно… И Половецкая ушла — с «чучелом» и в слезах. А Рыбка даже не бросился за ней и даже не вызвал чучело на дуэль, и даже не осыпал их из форточки проклятиями. Он как будто даже вздохнул с облегчением. И это мужчина?! И даже не изводился потом мучительными видениями о зверском изнасиловании. И даже не позвонил в морг. Подобное спокойствие было омерзительно Зоиному естеству.
В отчаянии ничего не оставалось, как позвонить на следующий день и покаяться. А что еще делать, если гора не идет к Магомету… Трубку взяла бывшая жена.
И голос ее приоткрыл литую крышку ада, и оттуда пахнуло склизкими химерами. Зойкино красноречие опустило руки.
Прошлое надевает мягкие тапочки и навещает без приглашения. Особенно растерявшихся — для них мир полон незваными гостями и непредвиденными обстоятельствами. А мимо в легких авто проносятся хозяева жизни, те, у кого не бывает геморроя, эрозий, грыж, соседей, внематочных беременностей, они плевать хотели на всех бывших жен, вместе взятых, их тещи пищат от Формулы-1, их свекрови умерли… Ведь есть же такие, черт бы их побрал!
Сперва Половецкая взвыла, что она ее убьет как стервятника, который «слетелся» на чужую беду. Кофе, как всегда, остыл, Зоя, словно младенец, не держала голову. Голова набрякла замыслами о мести, но слон родил мышь, задуманное выкристаллизовалось в нехитрый экзерсис — набрав номер, быстро протараторить: «К семи буду у метро, вынеси мои часы и зонтик». Рыбкин, душа-человек, устало удивлялся. Он в отличие от Зои ничего не замышлял и очную ставку женам устраивать не собирался, и бывшая жена тоже зашла за часами и зонтиком, а вовсе не для медового месяца (дубль второй). И он вообще не знал, что она снимала его трубку, он выходил в магазин за сосисками, и Зоя может прийти и проверить, что сосиски в количестве пяти штук лежат в холодильнике и что они, в конце концов, не сами там материализовались!! К тому же этой экс-мучительнице должен был звонить сын, вот она и ответила… Зоя не верила. Тогда Рыбкин обозвал ее посудомойкой, тупицей, непроходимой дурой, сказал, что голова у нее набита ватой и мифологией сознания, и пусть она колупается и дальше в своем дерьме вроде того ублюдка, которого вчера притащила, а Рыбку не трогает, ясно!
Зоя обреченно роняла трубку на рычаг и заливалась тихими слезами. «Не надо было, не надо было ему это говорить», — бормотала она в горьком озарении заднего ума. Потом предложила мне разжиться у нее кое-какой одежкой, например, ужасающим джемперком салатного оттенка вырви глаз, да еще и с рукавами «летучая мышь». Мне, однако, пока не хотелось выходить в тираж, иллюстрируя моду прошлого десятилетия. Тогда она позвала соседку снизу. Та ей категорично посоветовала снести хлам на помойку и поспать, а то круги под глазами. Зоя, вопреки обычаю, не ответила ей встречной любезностью, а только изумилась вдогонку чудовищной черствости и нечуткости, которая так портит человечество.
Вечером Марина нагадала Зойке все три кита — любовь, почести и деньги. Половецкая посмотрела на нее с нежностью маркизы де Помпадур, которая выплачивала пожизненную пенсию придворному балагуру, предсказавшему еще девятилетней маркизе королевское ложе. Что ж, да будут вознаграждены накаркавшие нам удачу, бездумным словечком вызвавшие доброго джинна. Языком молоть — хоть дело и нехитрое, но опыт показывает, что не всякий истолкует карты в радужных тонах, ибо народ сам виноват. Не приплетешь болезнь или измену — кто в твое гадание поверит, оптимистов не жалуют, потому как разве бывает все в ажуре, если ты, конечно, не генеральский сын и не Любовь Орлова в фильме «Веселые ребята»…
Но Зоя верила. Она надеялась и на бессмертие души и ничем бы не погнушалась при условии, что все кончится хорошо и что это хорошо не кончится никогда. В гостях, когда Зое предлагали на выбор раскладушку с подушкой или диван без подушки, она выбирала последнее, ибо всегда ожидала, что кто-то захочет лечь рядом и она не вправе о нем не заботиться, пусть даже он ангел бестелесный. Обычно на Зою никто не зарился, но разве это повод для минора…
Неделю спустя Зоя низверглась в преисподнюю. То есть упала в люк. Аркаша прокричал это в трубку и затих, мне было предписано вызывать Рыбкина что есть мочи… И я вызывала его, тощего Орфея, которому предстояло спуститься в канализационное царство Аида за своей пьяной Эвридикой. И мир, затаив дыхание, ждал встречи двух полубожеств, а потом в честь их титанической брачной ночи три дня не должно было вставать солнце — как у Алкмены и Зевса.
И все умирают от зависти…