– Так посыпали, господине… Не так и давно. А полоскали-то сегодня с утра – многие. Вот и подмерзло.
– Подмерзло… – сотник недовольно поджал губы. – Так чья дева-то?
– Добромира, Гостяты Куровлева внучка… В крещении Ириной нарекли… Хорошая, добрая дева. Да ты ее знаешь, господин. Из тех, из «шустрых» твоих…
– Что?!
Сотник закусил губу.
«Шустрыми» он сам прозвал трех бойких, острых на язык девчонок, трех подружек-хохотушек – Ладиславу, Добромиру и Любаву, коих и выбрал в качестве «информационного оружия», а потом – и в «газету». Сделав ставку на юных девиц, Лисовин преследовал несколько целей. Во-первых, на них было легче влиять. Сотника они просто боготворили, всегда – ну, почти всегда – слушали с благоговением и все поручения исполняли в точности… или уж как могли, но со всем старанием. Во-вторых, они и сами имели куда большее влияние на молодежь, нежели, скажем, жена старосты и прочий пожилой «женсовет»! А молодежь – это будущее, кто же от будущего откажется?
Симпатичные подобрались девчонки: славные, энергичные, умные – не откажешь.
Добромира… Мира… Ирина… маленькая такая худышка, выглядевшая куда младше своих пятнадцати лет. У нее даже и грудь еще не выросла, не оформилась: волосы остричь – мальчик мальчиком.
Несли уже Добромиру. Достали. Вытащили… Жаль, поздно! Захлебнулась уже девушка, замерзла – белая вся лежала. Ледышка…
Люди кругом шептались, шушукались. Разъясняли, что тут случилось да как. В прорубь девицу затянуло – не выбралась. На голове, прямо на лбу – ссадина, видать, упала… Да, здесь можно упасть… Падают… чаще, правда, затылком… Кровь на руках – под ногтями – пыталась выбраться, да скользко, вот течением под лед и утянуло…
– Как достали-то?
– К вымолу прибило, вынесло… Там лед тонок – пробили…
– Отпевать в часовенке будут…
Отпевать… Юную веселую деву, которой жить бы да радоваться, деток рожать!
Господи-и-и! Ну зачем так все? Зачем?
К вечеру грянула оттепель. Задул, забуранил верховой ветер. Затянули все небо низкие серые тучи, исходившие мокрым снегом, а затем и дождем – настоящим ледяным ливнем!
Глядя в окно, Михайла поежился, поплотнее запахнул старый домашний плащ. В горнице-то и в мороз куда веселей было, нынче же ветер все тепло выдул, да еще и дождь, сырость. Промозгло все, мокро… бр-р!
Самолично подкинул в печку дров, пошевелил кочергой угли.
Хлестнул, ударил в слюдяное оконце мощный дождевой заряд, едва переплет свинцовый не вышиб! Что и говорить – буря! Редко зимой такое бывает, но вот – случилось же. В такую погоду часовых только пожалеть! Впрочем, те экипированы правильно.
Миша еще почитал на ночь, правда, недолго – свечи берег. Привык уже подчиняться местному распорядку, с рассветом вставать, с темнотою ложиться. Правда, так получалось не очень. Все время оставались какие-то неотложные дела.
Наутро, едва проснулся, в дверь кто-то застучал, забарабанил…
– Да пусти ты, говорю, ирод! Дело важное!
Судя по говору – Илья, секретарь и «главный редактор» газеты… Да-да, появилась уже в Ратном и газета, и типография – все с помощью Тимофея.
Энергию для пресса (как и для станков в мастерских) брали с помощью верхнебойного колеса, опережая течение местной истории лет на триста.
– Да пропусти, говорю!
– Не велено! – Часовой – первогодок из Младшей стражи – устав внутренней службы знал назубок.
– Пропусти, – быстро одевшись, Михайла вышел в горницу и распахнул дверь. – Илья? Только не говори, что опять что-то худое случилось!
– Случилось, господине… – сверкнув темными очами, секретарь перекрестился на икону святого Николая. – Крышу в библиофеке сорвало! Протекло!
– Ч-черт! – сотник выругался. – Что, всю крышу?
– Да, слава богу, часть… Немного там.
– Так по осени ж ремонтировали, не дранкою – тесом крыли!
– Видать, плохо крыли. Плашки-то и сорвало. Ветродуй-то – ого! Книжицы залило.
Виновато разведя руками, секретарь состроил такое лицо, будто это он и был единственным виновником произошедшего. Хотя, за библиотеку ведь он отвечал, так что…
– Что за книжицы?
– Колумелла, Тит Ливий… Арифметика – наша, две штуки… И Августин Блаженный еще.
– Августин… Вот же угораздило!
Подмочить Блаженного Августина – это было серьезно. Колумелла и Тит Ливий были собственностью всей общины Ратного, два экземпляра «Арифметики» ратнинцы вообще отпечатали сами, в своей же типографии, а вот сочинение Святого Августина «О граде земном и о граде Божием» Миша совсем недавно выпросил у боярина Аникея для переписки, точнее – перепечатывания. Стоила книжица очень и очень дорого, примерно как средней руки коровье стадо! Что ж, придется теперь платить…