Гуль прервал трапезу и, задрав голову, завыл. Стены зала содрогнулись от утробного вопля, у меня по спине пополз склизкий холодок. Свора тварей налетела на Элизабет, голодно вонзая клыки, присасываясь к ранам. Она вопила на одной ноте, теряя силы, угасая с каждой каплей отобранной крови. У меня звенело в ушах, сердце выпрыгивало из горла, приходилось его сглатывать и при этом умудряться не давиться. От страха пробрала дрожь настолько сильная, что казалось, меня палками колотили. Стиснув зубы, которые стучали и звенели, норовя расколоться, я отвернулась и наткнулась взглядом на Стюарта. На его безупречно красивом лице пролегла тень — то ли отвращения, то ли недоумения.
Вдруг оказалось, что он глядит мне в глаза — как будто я пропустила кадр в фильме. Я вздрогнула и выпрямилась, но не отвела глаза. Он тоже. Сначала мелькнула мысль, что он ментальной силой меня удерживает, а потом пришло осознание — его чувства, выплескивающиеся из глаз. Меня окатило теплом и смущением одновременно. Столько любви и боли сочилось из них, что я едва выдержала. Но глаза все-таки защипало, грудь сдавило от желания заплакать. Зажмурившись, я тряхнула головой, рассыпая волосы по плечам. В нос ударил запах крови. Я поморщилась и открыла глаза, привалилась головой к подвешенной руке. И снова поймала на себе взгляд Стюарта. Глаза его стали холодными и темными — лишь на миг он позволил заглянуть ему в душу и закрылся. Хотел быть искренним и обнажил свои истинные чувства, от которых у меня защемило сердце. И как прикажете теперь с этим жить?
Голова пошла кругом. Я хотела закрыть лицо рукой, дернула ею, но лишь звякнули кандалы. Обреченно прикрыв веки, прислонилась затылком к стене и вновь их открыла. Джозеф стоял и смотрел на Алекса. Лицо его было непроницаемо — полностью лишено выражения. Прекрасная статуя, если только у статуи глаза могут сверкать. Его роскошный черный костюм поблескивал в полумраке, разгоняемом сотнями огней зажженных свечей. Светло-голубая рубашка была расстегнута до середины груди, и виднелся треугольник бледной кожи. Лучше я буду пялиться на Джозефа и думать о том, как он в действительности хорош собой, чем вслушиваться в звуки рвущейся плоти, принюхиваться к запахам крови и гнилых тел, покрытых язвами и сырой землей. Сглотнув, я невольно издала тихий, едва различимый стон. Джозеф повернул ко мне донельзя непроницаемое лицо, даже глаза оказались пустые. Но он был опасен, чертовски опасен и силен. Я чувствовала, как его воля заполняет зал. Она распускалась в воздухе подобно аромату духов, заряжала его потрескивающей энергией. Когда она легким и медленным дуновением ветра коснулась моего тела, по рукам поползли мурашки. Он не бездействовал, а мысленно общался с Антонио. И незаметно затоплял собственной силой помещение, чтобы в нужный момент охватить всех и вся и раздавить. Я видела ее в действии в ночном клубе, но тогда он успокаивал паникующую толпу людей. Смертные — безропотны и податливы, впитывают магию, как губки, каждой порой кожи, каждой клеткой тела. Вампиров так легко не перехитрить — у них частичный иммунитет к темной силе. Их сознание не затуманить без определенных усилий и жертв. Но Джозеф был способен на многое, а я и представить не могла — на что именно. Он стоял на своем месте и обрушивал силу на нас, не нуждаясь для этого в прикосновении. Вероятно, он мог измолоть каждому в зале кости в порошок с безопасной дистанции. Вероятно. Но я еще не решила, хочу ли знать это наверняка.
Крик Элизабет вернул меня в зал. Я снова слышала и видела то, что не хотела видеть и слышать. Вонь, повисшая в воздухе, забила ноздри, прилипла к корню языка. Мари-Бэлль смеялась звонко, отрывисто, истерично. Звук ее голосе резал меня тупым ножом. Усталость навалилась тяжелым колючим одеялом дрожи. Холодный пот проступил на лбу, спине и груди, футболка, местами загрубевшая от засохшей крови, пропиталась и прилипла к телу.
До слез хотелось отодрать ее и почесаться. Закусив губу, я стерпела, но самообладание вытекало из меня, как вода из разбитой чаши. Мари-Бэлль кружила в центре зала, пританцовывая и размахивая кружевным подолом платья. Радовалась чужой боли, как дети дождю знойным летним днем. Воспользовавшись общим оцепенением, Алекс поплыл к Стюарту, и сила текла за ним черным туманом. Застыл перед ним, овеянный аурой своей мощи. Оказалось, что он значительно ниже ростом, но это не помешало ему глядеть на Стюарта свысока.
-Ты следил за мной, я знаю, — прошипел он ему в лицо. Снова от его голоса у меня кожа натянулась.
Стюарт глянул на Алекса сверху вниз с пренебрежением, всмотрелся в лицо и чуть нахмурился.
-Что ты несешь? — процедил вампир, и от него изошел нарастающий порыв силы.
Алекс стиснул зубы, заскрипел ими, и черный туман расстелился по полу вокруг мужчин. Тени выныривали из него, как утопающие из бурлящей пучины, и снова исчезали. Его сила заключалась в них, в способности их призывать и объединять. Потрясающе! А у меня за пазухой умение вышибать двери, да еще и пушку отобрали.
-Антонио приставил ко мне одного из своих вампиров, — низкий зловещий голос Алекса прополз у меня по позвоночнику.
-Ну, а я тут при чем? — хлестнул жаром голос Стюарта.
-Ты давал ему обед верности! — прорычал Алекс, глядя на него в упор.
Я вздрогнула, едва-едва зазвенели кандалы. Но один из гулей заметил — отвалился от раны на плече Элизабет и двумя плавными движениями перекрыл между нами расстояние. Я старалась не смотреть вниз, не встречаться с ним глазами, прислушиваясь к колотящемуся в ушах сердцу, силясь дышать медленно и ровно. Гуль принюхался, тихо заскулил… и придвинулся ближе. Прижался щекой к моему бедру, сев на колени. Я подавила сдавленный вскрик и тут же на себя разозлилась. Если уж так вышло, то я не буду подыхать, хныча. Участь полукровки, как оказалось, не хуже смерти. Я зря переживала.
Твою же мать! Истерический смешок застрял в горле, гнев поднялся из глубин тела и пролился до кончиков пальцев. Он всегда придавал мне сил — сделав один глубокий вдох, я посмотрела вниз и встретила взгляд гуля с пустым, спокойным, нейтральным видом. Неизвестно, сколько я так смогу выдержать, но очень постараюсь.
Хватаясь за ноги когтистыми руками, раздирая ткань джинсов, гуль приподнялся и уткнулся окровавленной мордой в мягкую плоть моего живота. Сердце заколотилось пойманной бабочкой, и я проглотила его. Если не подпущу тварь к смертельным зонам, то ничего страшного не произойдет. Но он уже тыкался клыками мне в живот, пытаясь зарыться в кожу, а я не могла ему помешать. Лишь сосредоточенно следила за движениями лап. Гули любят мягкое сочное мясо, внутренности — то, что не нужно грызть. Кости Элизабет пришлись им по вкусу, но что не сожрешь с голодухи? Гуль втянул мой запах — жадно, смакуя, с наслаждением. Я ощутила его глубокий прерывистый вдох и тяжело сглотнула. Помогая себе когтями, он задрал майку у меня на талии, ртом прижался к пупку, мурлыча почти как кот, и потерся, измазав ткань кровью. Я крепче цеплялась за цепи, но влажные ладони соскальзывали. Гуль почуял мое напряжение и поднял голову, провел когтями по линии пояса джинсов и вспорол кожу. Боль была резкая и обжигающая, я вздрогнула всем телом, и самообладание разлетелось к чертям. Гуль нетерпеливо уткнулся в рану мордой, я почувствовала его клыки и влажный язык. Меня окатило диким ужасом, паника забилась в груди, но я боялась пошевелиться, боялась глубоко дышать. Гуль отодвинулся, разинув пасть, обнажая острые клыки, и крепче вцепился в меня, готовясь к удару. Ахнув, я против воли стала извиваться и пытаться его скинуть. Но ничего не вышло. Похоже, настал тот момент, когда можно вопить во всю глотку и звать на помощь.
Мир замедлился. Я видела движение гуля, приближения его тела. И отвернула голову, ожидая вспышки боли. Стюарт бросился ко мне, грубо оттолкнув Алекса плечом. Схватил гуля за шею и рывком вздернул на ноги, заставив отпустить меня. Тварь завизжала, полосуя когтями воздух в опасной близости с моим лицом. Стюарт свернул ему шею, и визг прекратился. Бросил обмякшее тело на пол под довольный, почти счастливый смех Мари-Бэлль. Я поперхнулась адреналином, голова кружилась так, что перед глазами плыло.