Так учительница представила еще нескольких первоклассников, пока не сказала, заглянув в список:
— Тийна Киркаль. К сожалению, Тийна еще не пришла…
Я поднялась и побежала было к учительнице, но тут же вспомнила про ранец, оставшийся лежать на полу, побежала обратно и взяла его.
Весь зал разразился смехом. Правда, смех был не злой, не такой, какой мне постоянно приходилось слышать позже, но я чувствовала, что покраснела. Учительница и мне пожала руку, как Вармо, но сказала с укором:
— Запомни, Тийна, теперь ты школьница, а школьники не должны никуда опаздывать!
Большая девочка тоже дала мне цветы и книгу, но при этом прошептала:
— Могла хотя бы причесаться!
Учительница посадила меня рядом с остальными перед всей школой. И я увидела лица множества детей и взрослых, и глаза их всех, казалось, уставились на одну меня. Только тут до меня дошел смысл слов большой девочки, она была, права, я действительно не причесалась перед тем, как идти в школу. Накануне вечером я несколько раз любовалась на себя в зеркало: мои волосы мама расчесала на два ровных хвостика и повязала широкими белыми лентами, купленными в городе. Но очевидно, за ночь ленты развязались и остались дома на подушке… А я утром уже не успела взглянуть на себя в зеркало…
Мы с мамой обе ждали первого сентября, мама взяла по этому поводу даже два свободных дня. В последний день августа мы съездили вдвоем в город на школьную ярмарку и купили целую кучу чудесно пахнущих школьных принадлежностей: пенал, ручку, цветные карандаши, два ластика, несколько десятков тетрадок, спортивный тренировочный костюм, тапочки… От всего этого богатства у меня закружилась голова — никогда в жизни у меня не было такого количества собственных вещей, и вдруг — такое богатство! Да еще две блузки — будничная и праздничная, юбка, школьная шапка, белые гетры! Мне казалось, что все люди на улице смотрели на меня и думали: «Интересно кто эта богатая девочка?»
Мама сказала:
— Начало твоей учебы в школе влетит мне в копеечку! Но ведь это важное дело!
Мы еще пошли к парикмахеру, но там была слишком длинная очередь, и мама передумала. Вместо этого она и купила мне красивые снежно-белые, немного прозрачные ленты для кос и сказала:
— Пожалуй, уже пора отращивать тебе косы. У меня в свое время были самые толстые косы во всем детдоме, когда я причесывалась, в воздухе было полно электричества, и девочки говорили, что у меня не волосы, а целое ржаное поле на голове!
Если бы мать все-таки вернулась домой к утру первого школьного дня, то мне не пришлось бы позориться перед этой большой девочкой и перед всеми. С двумя пышными бантами в косичках я выглядела бы не менее нарядно, чем другие дети. Но накануне вечером, когда мама решила по случаю первого школьного дня испечь пирог, выяснилось, что у нас дома нет ни одного яйца, и поэтому ей пришлось заскочить к «Меэте из хлева». Мука, сахар и масло остались ждать на столе, а я поддерживала огонь в плите, чтобы, когда мать вернется с яйцами, сразу можно было бы сунуть пирог в духовку. Я хотела сделать матери сюрприз и надела школьную форму. Потом все сохшие под плитой дрова кончились. На дворе было темно, и я не осмеливалась выйти в сарай за дровами. Легла на постель и принялась перелистывать свои новенькие школьные книги… и проснулась уже утром. Часов я еще не знала, но догадалась, что пора идти в школу. Школьная форма была уже на мне, только белые колготки я не нашла, пришлось натянуть старые, коричневые. Натянула их так, чтобы дыра, из которой высовывался большой палец, оказалась под ступней, быстро сунула книги в ранец и поспешила в школу. Я не была полностью уверена, что точно помню ту дорогу, по которой мы с мамой ходили недавно в школу получать учебники, но делать было нечего — мать задержалась у «Меэты из хлева», брала яйца взаймы…
Потому-то я и сидела в школьном зале — непричесанная, в мятой школьной форме, и моя хитрость с колготками тоже не удалась — большой палец ноги высовывался из босоножки, и это раздражало меня больше всего. Да, с самого начала я почувствовала, что не такая, как все остальные: беднее, некрасивее и боязливее.
Мать в тот раз явилась домой только вечером, когда я, вернувшись из школы, кое-как заштопала колготки и пыталась выгладить юбку.
— Видишь ли, я вчера там заговорилась, — сказала мать хмуро. — Как было в школе?
— Хорошо, — ответила я, хотя у самой слезы подступали к горлу.
Мать выглядела усталой и некрасивой.
— А теперь будем печь пирог! — сказала мать. — Погоди, кто же так гладит юбку — надо взять сырую тряпочку и через нее гладить!
Раз-два-три — мать намочила кусок марли и через него выгладила юбку. Хлоп-хлоп — она мгновенно обернула бумагой мои книги-учебники. Вскоре дрова были уже и под плитой, и в плите, и тесто для пирога было готово. Вкус пирога был не таким, о каком я мечтала.
* * *И во втором, и в третьем классе мне тоже не было легче, но почему-то все беды и неприятности первого класса я переживала гораздо болезненнее, особенно то, как меня не хотели принимать в октябрята, и то, как я в первый и единственный раз в жизни подралась…
Незадолго до Октябрьских праздников пионервожатая школы пришла после уроков в наш класс и объявила:
— Если вы будете старательными и будете хорошо учиться, то сможете вскоре вступить в октябрята. Хотите?
— Да-а! — ответили мы хором.
Тогда пионервожатая рассказала нам, что значит быть октябрятами, рассказала, почему Октябрьские праздники отмечают седьмого ноября, и прочла вслух заветы октябрят.
— Завтра познакомлю вас с вашей будущей вожатой октябрят. Ее зовут Марикой, она учится в четвертом классе. У Марики с первого класса в табеле одни пятерки, так что она будет для вас примером в учебе. Вы всем классом вступите в октябрята? — спросила пионервожатая.
— Но учительница, разве и Тийна вступит? — изумилась Тайми, та самая, которой бабушка помогала делать домашние задания.
— Конечно, — сказала пионервожатая. — Почему же Тийна не должна вступать?
— Но ведь она же неаккуратная, не соблюдает чистоту и не старается, как требует закон октябрят! — объявила Тайми.
— Октябрята — богатые дети! — сказал Вармо. — Не какие-то горемыки!
Пионервожатая засмеялась:
— Ты, Вармо, верно, не понял: чтобы стать октябренком, совсем не требуется быть богатым. Богатство вовсе не главное в жизни.
— Я, во всяком случае, в октябрята не вступлю, если Тийна вступит! — крикнул Вармо. — И другие не вступят тоже, — добавил он чуть потише.
Вармо в тот раз что-то натворил и поэтому сидел «в наказание» рядом со мной на передней парте. Я не осмеливалась даже взглянуть в его сторону: чувствовала, как глаза начинало щипать и слезы подступали к горлу. Встать и выйти из класса я тоже не осмелилась, вот и сидела, опустив голову, и глотала слезы.
— Остальные могут идти, а Тийна и Вармо останутся, — сказала пионервожатая. Она была молоденькой, и если бы на ней была школьная форма, ее можно было бы принять просто за ученицу восьмого класса.
— Скажи, Вармо, — спросила пионервожатая тихо, когда мы остались втроем, — ты сам укладываешь вечером в ранец свои школьные вещи?
— Конечно… Ну… мать все-таки проверяет. Иногда смотрит старуха… ну, это бабушка… так мы ее называем.
— И какую еду ты умеешь готовить?
— Я-то? — Вармо засмеялся. — Хлеб умею резать!
— Так… А кто приводит в порядок твою одежду — стирает, гладит? Мама? Бабушка?
— Ну, еще и отец заботится тоже, — сказал Вармо. — Он вчера купил мне новый велосипед, обещал и ролики, если появятся в магазине.
— Вот видишь, о тебе заботится несколько человек! А знаешь ли ты, что Тийна все делает дома сама? Подумал ты об этом? Тийна, скажи, какую работу по дому ты умеешь выполнять?
Я чувствовала, что если произнесу хоть слово — заплачу, поэтому не произносила ни звука.