— Ммм… Анны Хаавы, Юхана Лийва, Лидии Койдулы и… и еще те, что в хрестоматии, — ответила я честно.
— М-да… Хаава, Лийв и Койдула, безусловно, не писали об игре в лапту. Ладно, пусть редакция сама решает, но запомни, Тийна, если ты это откуда-то списала, то это плагиат — воровство. И такое воровство — позор для всей школы.
Но пожалуйста — редакция решила напечатать мое стихотворение! Мне мама «Сяде» не выписала, поэтому я очень огорчалась, что не могу смотреть, как красиво выглядит напечатанное в газете: «Тийна Киркаль, ученица 3-го класса Карилаской школы-восьмилетки». Пионервожатая, показавшая мне газету, словно догадалась о моих мыслях и сказала:
— А ты-то получаешь «Сяде»? Тогда знаешь что, возьми этот экземпляр себе, а я принесу для пионерской комнаты из дома. Автор должен иметь свое произведение напечатанным. Пусть это будет моим подарком тебе по случаю окончания третьего класса. Какие у тебя отметки в табеле?
— Труд, пение и поведение — пятерки, остальные все четверки.
— Молодец! Осенью можешь вступать в пионеры, — сказала вожатая.
— А меня примут?
— Конечно, ты ведь у нас стала совсем молодцом, — считала она. — Только не забудь летом собрать лечебные растения. Двести граммов — запомнишь?
— Конечно, запомню!
Держа газету, я уже выходила из класса, когда вожатая спросила:
— Ах да, Малле Хейнсаар жаловалась, что многие ученики не возвращают вовремя книги. А ты не в числе этих задолжников?
— Нет… Я давно ничего там не брала.
Пионервожатая засмеялась:
— Ну да, ты же не читательница, ты — писательница. Но и чтение — полезное дело. Желаю тебе хорошо провести летние каникулы, Тийна!
Похоже было, что она просто пошутила, но мне показалось, что, возможно, Малле Хейнсаар рассказала ей о нашей беседе. Я решила, что схожу в библиотеку, как только смогу, будь что будет. Свою маму я никогда не оставлю, и никого другого нам не нужно.
Перед тем как вернуться домой, я опять свернула в лесок и, сидя на старом знакомом пне, прочитала «Сяде» с начала до конца. Рядом с моим стихотворением был рассказ одного мальчика о том, как он выращивает кроликов. Еще там было о пионерских «премудростях», и я подумала, что ведь в будущем году вступлю в пионеры и тогда попрошу маму выписать мне «Сяде». Было бы здорово прочитывать все номера газеты внимательно и подробно. Приятно было думать о том, что где-то в редакции какой-то совершенно незнакомый человек — неизвестно даже, мужчина или женщина — прочел мое стихотворение и решил напечатать его. И после этого с моим сочинением занималось еще сколько-то человек: машинистка, и наборщики, и печатники, и кто-то еще… Зимой к нам в школу приезжал один журналист и рассказывал, как делают газету, жаль — я не все запомнила. Но тогда я и вообразить не могла, что меня тоже когда-нибудь напечатают в газете!
В том номере «Сяде» была еще одна грустная история под заглавием «Доверие». Ее написала одна девочка, Тийю К., которую предала подруга. Тийю доверила подруге все свои тайны, а та разболтала их в классе девчонкам и — что еще хуже — мальчишкам тоже. А одна из тайн Тийю касалась как раз Халлара, который ей очень нравился. И вот все стали дразнить эту Тийю К., а Халлар больше всех.
Мне стало очень жаль Тийю К:, если бы она написала свою фамилию и из какой она школы, я бы послала ей письмо. Я еще никому в жизни не писала писем, а этой Тийю я могла бы сказать так много. Написала бы, что и я совсем одинока, что и меня дразнят, хотя я никогда никому никаких тайн не доверяла. Мы могли бы стать подругами по переписке…
Может быть, Тийю К. еще когда-нибудь напишет в «Сяде», когда и я буду получать газету? Или, может, Тийю прочтет в газете мое стихотворение и напишет мне? Некоторые ученики старших классов состоят в переписке с детьми из Грузии, Болгарии и Германии. Мне таких далеких друзей не надо, мне главное, чтобы нашелся кто-нибудь надежный и честный…
Когда я вышла на шоссе, мимо меня промчались на велосипедах двое мальчишек. Вармо и еще какой-то незнакомый.
— Ну, поэтесса! — крикнул Вармо. — Как стишки поживают? Физкультура — Тийна дура! Да их любой может сочинять!
К счастью, они не остановились.
Дома мама была такой счастливой и оживленной, словно она уже знала мою великую новость. На ней была новая блузка, и она возилась у плиты. Пол был уже вымыт, а на столе красовалась новехонькая скатерть в бело-красную клетку. Две ветки белой сирени стояли посреди стола в стакане. Когда я пришла, мама принялась нарезать пирог с ревенем. И когда только она все успела!
— Гляди-ка! — изумилась мама, прочтя газету. — Твой стих напечатан, как настоящий! Из тебя еще может выйти толк. Если не трудно, сходи в лесок, принеси несколько березовых веток — чтобы в комнате хорошо пахло. Может быть, к нам сегодня кто-то зайдет в гости!
— Гости?
— Что же ты так огорчилась? Не бойся, ни Волли, ни Меэта не придут, и вообще такого сорта гостей не будет. И может, вообще никто не придет — посидим вдвоем, только и всего!
Когда я в лесу уже связывала в букет березовые ветки, закуковала кукушка. Я подумала, что, если она прокукует четное число раз — к нам придет хороший гость, если нечетное — плохой! Эта кукушка накуковала мне сто сорок один! Итак — плохой гость. Но кукушка, кажется, догадалась, чего я ждала от нее, и прокуковала еще три раза.
— Ах, не дури мне голову! — сказала я кукушке.
Но у нас дома, за столом напротив мамы сидел большой плотный мужчина в белой рубашке.
— А вот и моя Тийна, — представила меня мама. — А это дядя Эльмар — он-то и выиграл у меня в шашки.
— Здравствуй, Тийна, — сказал этот дядя Эльмар. — Да ты уже совсем большая девочка. Пожалуй, я принес тебе не совсем то, что следовало бы.
— Дай же наконец дяде руку, — поучала меня мама, но я уставилась на «не совсем то, что следовало бы», завернутое в белую бумагу и перевязанное крест-накрест красной лентой. Это было довольно большое «не то». Мама помогла мне распаковать подарок. Это был пушистый заяц в клетчатых штанах. Красивый заяц!
— Ну, Тийна, что скажешь?
— Спасибо!
— В магазине мне объяснили, что этот заяц имеет практическое назначение. Видишь, у него на штанах большой карман, куда можно класть утром свою пижаму. Или ночную рубашку, или что там у тебя.
«Да! Этому чужому дяденьке не следует знать, что у меня нет ни ночной рубашки, ни пижамы».
— Ой, действительно практичный подарок! — торопливо сказала мама. — И гляди-ка, у него на ухе петля, так что можешь повесить его над своей кроватью. Садись к столу и возьми себе пирога. Хочешь чаю или лимонаду?
Я, естественно, ответила, что лимонаду, только сначала поставлю ветки в банку с водой. Но неожиданный подарок и мамина странная взволнованность настолько огорошили меня, что, идя через комнату, я споткнулась о половик и растянулась на полу. Банка разлетелась на осколки, вода разлилась, березовые ветки рассыпались.
И в тот же миг раздался стук в дверь.
— Какая же ты неуклюжая, — сказала мама, но совсем не злым тоном.
Однако у меня на глазах выступили слезы. Сама не знаю почему.
— Войдите! — крикнула мама.
Дверь скрипнула, и вошла… Малле Хейнсаар.
— Здравствуйте и приятного аппетита! — сказала Малле Хейнсаар. — Тийна, что ты делаешь на полу?
— Я упала, — пробормотала я себе под нос и встала, чтобы сходить за половой тряпкой, совком и щеткой.
— Неудивительно, — сказала заведующая библиотекой.
— Присаживайтесь с нами, — предложила мама.
— Спасибо, но я пришла сюда не на вечеринку, — сказала Малле Хейнсаар как-то резко. — Я пришла по делу.
— Садитесь все-таки, а то, как говорится, наш ребенок не сможет уснуть! — пошутила мама.
— Ребенок не заснет? Тийна, что ли? — изумилась заведующая библиотекой.
Она села на табурет и стала осматривать комнату, нет ли здесь еще какого ребенка, который может не заснуть. Встретившись с моим испуганным взглядом, она улыбнулась:
— Тийна… По сути дела из-за Тийны я и пришла.
— Она сделала что-нибудь плохое? — испугалась мама и глянула на дядю Эльмара. — Дома она ведет себя хорошо, хорошая девочка.