Он не любил и обычную физкультуру, а техника выживания была усложнённой версией ненавистного предмета с различными нестандартными техниками. Впрочем, у него неплохо получалось. Олеан просто ленился. Мне же урок нравился: нас могли учить держать в руках огнестрельное оружие – разумеется, незаряженное – или фехтовать, а также обороняться от нападений и другим видам борьбы. В моей прежней школе такого не было, поэтому я довольно кивнул. Физкультура мне была запрещена из-за сердца. Вернее, его отсутствия. Но вот техника выживания была предметом обязательным, и откосить от неё было невозможно, к тому же, как говорили преподаватели, подобная нагрузка мне просто необходима. Посещать физкультуру мне запрещала давнишняя бумажка из личного дела, я вполне могу заниматься спортом, но… кого это волнует.
Придумали же они развлечение. Хотя, чем бы ещё отличалась наша школа от обычной, кроме звания лицея и уединённости на отдельном острове? Тюрьма чёртова.
Я отогнал эти мысли прочь. Техника выживания – это круто. Нас должны были научить сражаться. А вот зачем это нам – дело десятое… И по лёгкому шепотку в коридорах я понимал, что именно сегодня наши изначальные тренировки с обычным учителем физкультуры закончились и мы будем упражняться с чем-то покруче пустого автомата или пистолета, стреляющего холостыми патронами. А может быть, снова будут шпаги?
Я представил Олеана и Дрю вместе с собой в облачении рыцарей Средневековья. А потом – ниндзя, сражающимися странными орудиями и сюрикенами.
Это заставило обречённо хмыкнуть.
Олеан всё ещё находился в некой прострации. Шёл, будто под действием своего излюбленного никотина, но в чрезмерной дозе – слегка шатаясь и со странным выражением лица. Будто понял тот самый, недоступный никому смысл бытия. И растерялся от такого открытия.
Разумеется, всё это полный бред. Он просто ведёт себя странно. И выкурил слишком много.
Учителя и их помощники заставили нас вернуться в комнаты и одеться – я напялил на футболку свою тёплую пилотскую куртку с нашивками из названий любимых музыкальных групп, высокие чёрные сапоги, так как в кроссовках было слишком холодно, и чёрные перчатки с изображением оленей в стиле рождественских свитеров на случай, если придется долго ждать на морозе без действия. Олеан же надел своё лёгкое чёрное пальто, и, пускай ворот его был поднят, спереди всё равно виднелась чёрная спортивная толстовка, а белая школьная рубашка с чёрным галстуком остались на кровати. Перчаток не было. Я не оценил такой подход – легко можно получить обморожение или заболеть ангиной. На моё замечание ла Бэйл ответил грубым и ледяным молчанием.
Я снял свои перчатки и протянул ему. Наконец он улыбнулся, но весьма натянуто, думаю, рефлекторно.
В итоге перчатки всё же остались при мне.
Лёд сегодня утром затвердел окончательно, и никакого шума моря слышно не было. Хотя его присутствие чувствовалось: не давало забыть, что мы всё ещё им окружены. Со всех сторон. Навсегда.
Взрослые раздобыли для нас коньки, и некоторые уже успели покататься в свободное от уроков время, на перерывах. Думаю, стоит потом тоже сходить, если будет возможность.
Тренироваться нам предстояло на улице. Обычно мы занимались физкультурой в зале, а вот для этой борьбы на учениях по выживанию… маловато места даже в просторном помещении.
На нашем острове, благо, было много места. Хотя «нашем» – довольно мерзкое слово, потому что власти у «нас», учеников, было крайне мало, а вернее, совсем не было.
За школой рос небольшой лес, который при желании можно было обойти за пару часов, а спереди, перед воротами в бухту, и располагалась тренировочная площадка, напоминавшая своеобразный стадион. Одевшись, мы вышли из комнат и направились к выходу из здания, петляя по многочисленным коридорам.
Нас нагнал Дрю и понёсся вперёд, сказав, что его брат может ввязаться в драку у стадиона и ему надо это предотвратить. Я кивнул ему вслед, заметив, что через плечо у него, как всегда, была перекинута почтовая сумка. Он всегда носил альбомы, краски, карандаши, да и просто пенал с собой. Будто боялся, что в его жизнь могут вторгнуться.
Что же, Олеан тоже так делал: только с блокнотами и тетрадями, в которых записывал мысли и рассказы, если не было возможности печатать их на ноутбуке. У него был и небольшой скетчбук – насколько я помню, уже изрисованные он складывал в свою тумбочку, отказываясь от предложений Эндрю их сжечь. Говорил, что как-нибудь потом станет пародировать Гоголя. Когда станет совсем плохо.
Впрочем, рисовать он не любил. Или не хотел, чтобы кто-то знал, что любит. Он набрасывал персонажей из своих рассказов, но порою делал и изображения со странными надписями, необычными сочетаниями и каким-то смутным смыслом. Правда, никому не показывал. А если и показывал, то потом вырывал листы, мастерил из них самолетики и пускал из окна в пучину моря.