– Не надо, я сам справлюсь.
Ричард понял: Сьюзен не верит, что все кончено, думает, что он вернется, – и не стал ее разубеждать. Когда дворецкий в белом фартуке открыл перед ним парадную дверь, у Ричарда стало легче на сердце.
– До свидания, сэр, – сказал дворецкий.
– До свидания, Окон.
Интересно, подслушивал ли хоть раз невозмутимый Окон у дверей, когда Сьюзен скандалила и била бокалы? Как-то раз Ричард попросил Окона научить его несложным фразам на языке эфик, но Сьюзен положила занятиям конец, застав их вдвоем в кабинете: Ричард тщательно выговаривал слова, а Окон ерзал на стуле. Дворецкий оглянулся на Сьюзен с благодарностью за избавление от сумасшедшего белого, а позже Сьюзен пожурила Ричарда: он не знает здешних порядков, есть черта, которую нельзя переступать. Слушая Сьюзен, он узнавал тетю Элизабет – та излагала свои взгляды, исполненная непоколебимой, самодовольной английской добропорядочности. Вздумай он рассказать о Кайнене, Сьюзен, пожалуй, ответила бы тем же тоном: понимаю, тебе интересно поразвлечься с чернокожей.
Из машины Ричард увидел, что Окон машет ему вслед. Ричард запел бы, если б умел. Все дома на Гловер-стрит походили на дом Сьюзен – громадины, обсаженные пальмами, окруженные газонами с чахлой травой.
На другой день Ричард сидел на кровати голый, глядя на Кайнене. Его вновь постигла неудача.
– Прости. Наверное, я слишком волнуюсь.
– Ничего, если я закурю? – Шелковая простыня подчеркивала худобу Кайнене и угловатость ее нагого тела.
Ричард зажег ей сигарету. Кайнене выбралась из-под простыни, села на постели. В номере работал кондиционер, и темно-коричневые соски ее заострились от холода: она отвернулась и выпустила дым.
– Не будем спешить, – сказала она. – К тому же есть и другие способы.
На Ричарда нахлынула злость: на себя – за бессилие, на Кайнене – за полунасмешливую улыбочку и упоминание о других способах, будто у него никогда не получится удовлетворить женщину обычным путем. Он знал, на что способен. Знал, что может доставить ей радость. Нужно лишь время. И все-таки он уже подумывал о целебных травах, дающих мужскую силу, – читал где-то, что ими пользуются здешние жители.
– Нсукка – клочок пыльной земли в глуши, дешевле земли для университета нигде не нашлось, – сказала Кайнене. Просто невероятно, до чего легко она переходила к будничным темам. – Но чтобы писать книгу, лучше места нет, верно?
– Верно, – согласился Ричард.
– Тебе может там понравиться, и ты захочешь остаться.
– Может быть. – Ричард нырнул под простыню. – Но я так рад, что ты будешь в Порт-Харкорте и мне не придется мотаться в Лагос, чтобы видеться с тобой.
Кайнене молча делала затяжку за затяжкой, и Ричард похолодел: вдруг она скажет, что с отъездом из Лагоса между ними все будет кончено и в Порт-Харкорте она найдет настоящего мужчину?
– Будешь приезжать ко мне по выходным. Мой дом – самое подходящее место для нас, – сказала Кайнене. – Такая громадина. Папа подарил мне его в прошлом году – что-то вроде приданого, приманка для подходящего жениха, чтобы пристроить дочку-уродину. Если вдуматься, очень по-европейски, здесь-то в ходу не приданое, а выкуп за невесту. – Она затушила сигарету, не докурив. – Оланна сказала, что дом ей не нужен. Он ей и вправду ни к чему. Недвижимость прибережем для сестрицы-дурнушки.
– Не надо, Кайнене.
– «Не надо, Кайнене», – передразнила она и встала.
Ричарду хотелось вернуть ее в постель, но он не доверял своему телу, а нового разочарования не вынес бы. Иногда ему казалось, что он ничего о ней не знает и никогда не сможет до нее достучаться. Но бывало, лежа с ней рядом, он ощущал полноту жизни и уверенность, что нашел свое счастье.
– Кстати, я попросила Оланну познакомить тебя с ее революционером, – сказала Кайнене и сняла парик; короткие тугие косички делали ее лицо совсем юным, беззащитным. – До него она встречалась с князьком-хауса. Парень был спокойный, мягкий и не верил во всякие бредни, как она. А Оденигбо мнит себя борцом за свободу. Он математик, но все свободное время пишет статейки про социализм по-африкански. Оланна в восторге. Не понимают, какая ерунда на самом деле этот их социализм. – Кайнене снова надела парик и стала расчесывать; волнистые пряди с пробором посередине свисали до подбородка. Ричард любовался чистыми линиями ее худого тела, поднятой тонкой рукой.
– Социализм подошел бы для Нигерии, если строить его с умом, – заметил Ричард. – Ведь его суть – справедливая экономика, так?
Кайнене фыркнула: