Майор Маду встал:
– Прости, Кайнене, наш приятель не в себе. – Он поднял майора Удоди со стула и что-то быстро сказал ему на игбо.
Майор Удоди снова рассмеялся:
– Ладно, ладно, только виски прихвачу. Бутылка все равно почти пустая. Я заберу, нет возражений?
Кайнене промолчала, и майор Удоди сцапал со стола бутылку. Когда он и Маду ушли, Ричард подсел к ней и взял за руку. Он чувствовал себя полным ничтожеством. Возможно, поэтому майор Маду извинился перед одной Кайнене, забыв про него.
– Он вел себя мерзко. Мне жаль, что так вышло, Кайнене.
– Пьян в дым. Маду наверняка сгорает со стыда. – Кайнене указала на папку на столе: – Я только что получила контракт на поставку ботинок батальону в Кадуне.
– Отлично. – Допивая джин, Ричард смотрел, как Кайнене перебирает документы.
– Посредник – игбо, и он, по словам Маду, рад был заключить договор с соплеменницей. Так что мне повезло. И просит всего-то пять процентов.
– Взятку?!
– Святая невинность.
Ричарда злила и насмешка в голосе Кайнене, и то, что она не винила майора Маду за пьяную выходку приятеля. Ричард поднялся и стал мерить шагами веранду. Вокруг лампы дневного света гудела мошкара.
– Так вы, значит, с Маду давнишние знакомые? – Ричарду было неприятно называть майора по имени, что предполагало сердечность, которой он в себе не находил. Но выбора не было. Называть его майором – много чести.
Кайнене внимательно взглянула на него.
– Сколько себя помню. Наши семьи очень дружат. Однажды, давным-давно, мы приехали в Умунначи на Рождество и Маду подарил мне черепаху – самый странный и самый чудесный подарок за всю мою жизнь. Оланна возмутилась – нельзя, мол, держать бедняжку в неволе, – но они с Маду всегда друг друга недолюбливали. Черепаху я посадила в таз, и она, конечно, долго не прожила. – Кайнене вновь углубилась в бумаги.
– Он женат?
– Да. Адаоби учится в Лондоне на бакалавра.
– Поэтому вы так часто видитесь? – спросил Ричард хрипло, словно у него внезапно запершило в горле.
– Схожу в кабинет, сделаю кое-какие заметки и вернусь. – Кайнене встала.
У Ричарда не хватало духу спросить начистоту, нравится ли ей Маду как мужчина, были ли они близки прежде или, того хуже, близки до сих пор? Он подошел к Кайнене, привлек ее к себе и обнял, чтобы слышать стук ее сердца. Впервые в жизни он чувствовал, что у него есть свое место в мире.
1. Книга: Мир молчал, когда мы умирали
В прологе он рассказывает историю женщины с калебасом. Она сидела на полу в вагоне, переполненном людьми, вокруг нее плакали, кричали, молились. На коленях она держала закрытый калебас, молча поглаживая его, а когда пересекли Нигер, подняла крышку и попросила Оланну и ближайших соседей заглянуть внутрь.
Историю ему рассказывает Оланна, с мельчайшими подробностями. По ее словам, следы крови на одежде женщины сливались в ржаво-коричневый узор. Оланна описывает резьбу на калебасе – пересечение косых линий – и отрубленную голову девочки внутри: грязные косички, накрывшие лоб, закатившиеся глаза, изумленно раскрытый рот.
Затем он упоминает о немках, бежавших из Гамбурга с обугленными телами детей в чемоданах, о женщинах Руанды, увозивших с собой останки своих убитых младенцев, но намеренно старается не проводить параллелей. На обложке книги изображена карта Нигерии, где ярко-красным выделены реки Нигер и Бенуэ. Тем же цветом обозначена граница на Юго-Востоке, где на протяжении трех лет существовала Биафра.
4
Угву неспешно убирал со стола. Сначала отнес на кухню бокалы, потом миски из-под рагу и ножи, под конец сложил стопкой тарелки. Даже не подглядывая из кухни, он мог сказать, кто где сидел. На тарелке Хозяина, как всегда, осталось много риса – он ел рассеянно, и рисинки сыпались с вилки. На бокале Оланны отпечаталась полумесяцем помада. Океома все подряд ел ложкой, а вилку и нож откладывал в сторону. Профессор Эзека принес с собой импортное пиво, и рядом с его тарелкой стояла коричневая бутылка. Мисс Адебайо оставляла колечки лука, а мистер Ричард никогда не обгладывал куриные косточки.
В кухне Угву убрал тарелку Оланны в сторону, а из остальных вытряхнул объедки, глядя, как летят в мусорное ведро рис, рагу, зелень и кости. Кто-то разгрыз часть косточек в щепки, а Оланна только пожевала концы, и все три косточки сохранили форму. Угву сел за стол, выбрал одну и, прикрыв глаза, сунул ее в рот, представив, как ту же косточку обсасывала Оланна.
Он сосал кость за костью, не торопясь, с удовольствием, громко причмокивая. Стесняться некого – он в доме один, Хозяин и Оланна только что ушли с друзьями в университетский клуб. До ужина далеко, посуда в раковине, можно капельку побездельничать. Оланна называла эти часы «временем домашних заданий» и если была дома, то просила Угву взять книги и тетради в спальню. Она не знала, что над уроками он никогда не засиживался, а, быстренько покончив с ними, устраивался у окна и продирался сквозь запутанные фразы в книгах Хозяина, то и дело поглядывая из окна, как кружатся над белыми цветами бабочки.