На стене в лакированной черной рамке считал камешки на острове Святой Елены французский император Наполеон. Картину выменял на осьмушку табаку у какого-то старика в Самаре Яков, возвращаясь со службы. Выменял больше из-за рамки, которую собирался приспособить под семейные карточки. Да отец воспротивился этому.
— Кто-то рисовал, старался. Ведь красота-то какая! Нехай висит, — сказал Макар Артемьевич.
Французский император был маленький, пузатый, и Роману казалось странным, что такой человек мог командовать большим войском и до Москвы дойти. Вот Николай Николаевич, царев дядя, — другое дело. Косая сажень в плечах, рявкнет — лошади приседают…
И все-таки с объездчиками надо посчитаться. Коли арестуют и посадят, так хоть знать, за что.
Со двора донесся насмешливый голос Якова. Брат разговаривал с кем-то из чужих. Ему отвечал гундосый тенорок.
Роман поднялся и вышел на крыльцо. У поленницы увидел Якова с топором в руке. А в приоткрытой калитке маячила заросшая жесткими, пепельными волосами голова Демки — бобровского работника.
— Позови тятьку свово, — просил Демка, вытирая ладошкой облупленный нос.
— Да ты заходи. Не трусь, — отвечал Яков.
— У вас собака кусучая. Штаны оборвет.
— Она ученая. Демок не трогает. Кого хошь ухватит, а от Демки наутек. Истинное слово!
— Позови тятьку, — тянул посыльный Захара Федосеевича.
— Будь смелее. Говорю же тебе.
— Откуда она знает, что я Демка?
— Кто ж этого не знает? Должна и она соображать, что перед нею Дементий. Верно, Рома?
В углах Романовых губ пряталась улыбка:
— Брось, Яша. Порвет дурака Полкан, еще и отвечать придется. Зачем ему тятя понадобился?
— Не скажу. Позови, Роман, а? — жалобно выводил Демкин тенорок.
Кликнули Макара Артемьевича. Он вышел из завозни, босой, в исподней рубашке. Видно, только что проснулся. Поморщившись, наотмашь хватил рукой подлетевшего к нему Полкана, отчего пес заскулил и нырнул в конуру. Буркнул недовольно:
— Чего зовете?
— Посол тебя требует. От Захара Боброва, — ответил Яков.
— Дядька Макар, тебя хозяин насчет покосу… Говорит, пусть идет ко мне дядька Макар. Говорит, порешим с ним, с окаянным.
Роман побагровел. В два прыжка оказался у калитки:
— Так и сказал?
— Так… Говорит: окаянный… — простодушно произнес Демка.
Яков с силой воткнул топор в сучковатый сутунок, на ходу бросил отцу:
— Мы, тятя, сами потолкуем с падлюкой!
— Не скандальте, хлопцы. Миром надо, — посоветовал Макар Артемьевич.
— Гад у тебя хозяин, — сказал Демке Яков, когда все втроем направились к бобровскому дому.
— Ишо какой! — радостно улыбнулся тот.
Захар Федосеевич холодно встретил Завгородних. Даже в комнаты не провел. Поначалу так и разговаривать не хотел.
— Я к отцу вашему посылал Демку. К отцу, — заметил Бобров.
— Скажи спасибо, что пришли. Не больно важная птица. Коли надо чего, сам мог пожаловать к нам, хрен старый! — вспылил Роман.
Захар ошалело выкатил глаза, зашипел, тяжело отдуваясь:
— У-убью, иродово семя!
— Говори, зачем звал, — спокойно сказал Яков. После Романовых слов он считал отомщенным нанесенное отцу оскорбление.
— Мало вас объездчики приласкали. Надо бы того… Совсем изничтожить бандитов, — горячился Захар.
— Замолчь! Понял? А с объездчиками особый разговор будет, — ответил Роман.
— Не желаю толковать с вами. Спускай-ка, Демка, собак! Спускай! Пущай их проучат.
— Вот тебе слово: не решим по-добру, попалим все твое сено, — процедил сквозь зубы Яков. — Так и знай! Пошли, Роман!
— Будет храбриться-то, — примирительно проговорил Захар. — Видали и не таких. А дело-делом. Пора и покончить с ним, как завтрева на луга выезжать.
Захар Федосеевич хотел вернуть часть отданного Завгородним покоса на елани. Прошлым летом он упросил сельский сход прирезать ему участок лугов в Барсучьей балке, что принадлежал Завгородним. У Боброва — конная косилка, а на елани с нею делать нечего. Взамен степного луга Захар отдал часть своего покоса в бору. Дружки Боброва и горластые мужики, которых он пообещал напоить, уломали Завгородних. Теперь же Захар Федосеевич требовал размена.
— Ты, дядька Захар, будто потаскуха какая: нынче — так, завтра — эдак, — сказал Яков. — И сход тебе не потрафит больше. Сенокос на елани наш…
— У вас и скота-то не шибко. Не по хозяйству участок, — упорствовал Бобров. — Сход решит вернуть мое кровное. Вернуть!