— Чуешь, Петр Анисимович?
— Стрельба! Да-да. А вот, кажется, пулемет, Что бы это?
— Может, беляки наших стреляют?
— Нет, Семен. Расстреливают не так. Залпами, густой очередью. Тут что-то другое. Давно началось?
— Вроде давненько. Да я поначалу не подумал, что стрельба. Поглуше было.
Проснулись остальные. Собрались в кучу. В этот момент донеслись отдаленные взрывы. Словно гроза прошла стороной.
— Бомбы рвутся. Не иначе, как бой, — заключил Ефим. — Глядите, горит. Воскресенка горит!
Мутный багрянец зарева поднимался за буграми. Он то широко расползался по небу, то собирался в один столб. Насторожилась потревоженная степь.
Кустари недоумевали: откуда вдруг этот ночной бой?
— Может, вспольцев милиция окружила? Многие из Вспольска по деревням рассыпались, — высказал предположение Банкин.
— Надо бы разведать, — предложил Никифор, заряжая наган.
— А то помочь бы ребятам. Давно на беляков руки чешутся, — произнес взволнованно Мефодьев. В его голосе слышалась решимость.
Понял Петруха: не удержи Ефима, потом поминай как звали. Вихрем унесется в степь, к Воскресенке. И откуда у человека такая безрассудная отвага? Не случайно выбор солдат пал на Мефодьева, когда посылали делегата на съезд Советов. Уж кто-кто, а фронтовики знают цену храбрости.
— До рассвета никуда не тронемся, — сказал Горбань. — Ночь есть ночь. И не дури, Ефим.
Лицо Мефодьева передернулось, помрачнело. При тусклом свете звезд Петруха не увидел, а угадал это по искривленным Ефимовым губам.
— Ты с нами, будто с малолетками: и то нельзя, и другое. А я плевать хотел на твое «нельзя»! Понял?
— Не дури!
— А то что?
— Прикончу, — просто и жестко ответил Горбань. — Именем революции, как предателя.
— Черт! — Ефим порывисто отвернулся и поник.
— Ну, ладно. Не сердись. — Петруха дружески похлопал Мефодьева по плечу. — Горячность в таком деле — один вред. Да и до утра осталось недолго. Потерпи! Ну!..
А бой продолжался. Теперь уже стреляли не один, не два, а несколько пулеметов.
— Это — учения, хлопцы. Какая-нибудь часть в Воскресенку прибыла и ночную атаку разыгрывает, — успокаивающе произнес Волошенко. — Не иначе.
— Может, и так. Да на всякий случай коней надо попрятать в колке, и самим быть начеку, — сказал Горбань.
До утра никто не сомкнул глаз. Беспокойно перебрасывались замечаниями. Чего-то ждали. Перед рассветом все стихло. Только слабые отсветы огня колыхались на темном небе.
А на заре кустари увидели проехавших по буграм пятерых всадников. Они были одеты в солдатскую форму, правда, без погон. Но это еще ничего не значило. В войсках Временного Сибирского правительства погоны упразднились. Знаками различия служили теперь нашивки. А у рядовых не было иногда и нашивок.
Всадники, вооруженные карабинами, скрылись в логу. Потом показались вдали и снова пропали их фуражки.
— Разведка. Ишь, как осматривались по сторонам, — сказал Зацепа. — Теперь надо ждать главные силы. Так и есть: какая-то часть.
— Уходить нужно отсюда! Заметят нас — пропадем, — шепнул на ухо Петрухе Мирон Банкин.
Горбань жестом руки приказал всем ложиться. Из колка хорошо был виден участок дороги в три — четыре версты. Если Никифор угадал и конные, действительно, разведчики, то авангард части должен вот-вот появиться.
На фоне посветлевшего неба четко вырисовались фигуры трех всадников. Кони, шли шагом. А за ними — одна за другой — стали спускаться в лощину подводы. Их было много, крестьянских телег, на которых сидели люди. Только первая подвода почему-то пустовала, и правивший ею возчик шел рядом.
Когда колонна подошла поближе, Мефодьев вскрикнул, заметив в руках одного из всадников приспущенное красное полотнище:
— Братцы! Смотрите! Наши это! Советские!
— Наши! — подхватил Зацепа.
Навстречу отряду выехали только двое, — Петруха и Ефим. Решили, что так будет разумнее. Против большой группы из колонны могли открыть огонь.
Как только кустарей заметили, отряд остановился. Горбань увидел, что на одной из подвод развернули пулемет в их сторону, и помахал поднятыми руками.
— Кто такие? — спросил ехавший впереди отряда человек в потертой кожаной тужурке. Его утомленные, грустные глаза ощупывали кустарей. Нетрудно было догадаться, что это и есть командир. На его груди алела приколотая к тужурке лента.
— Крестьяне из Покровского, — ответил Петруха.
— По какому делу?
— Да вот знать желательно, что за отряд? Может, из земляков кто встретится? Из деревенских.