— А от нас Ливкин, Фрол Гаврин да еще один тиминский едут, — сказал Роман.
— Слушай, братан, ты не отдашь мне в роту Фрола?
— Об этом уже спрашивал Антипов. Их двое братьев, пусть уж будут вместе, как хотят.
— Мы такая же родня, а порознь воюем, — возразил Яков.
— Мы ж командиры, — смущенно ответил Роман и засуетился вокруг привезенного братом продовольствия.
В избу вошла хозяйка, и беседа оборвалась. Яков поспешил в штаб, пообещав снова зайти вечером.
Однако пришел он лишь на следующий день и не один, а с пятью бойцами своей роты. Все они подтянутые, опрятно одетые, с большими красными бантами на груди. Яков не присел даже. Ему нужно торопиться, по делу заглянул к брату.
— Скажи-ка своей команде, что армия совсем покидает Сосновку. Пусть быстро собираются и строются на улице.
— Ты что, Яша? Как это покидает? Куда ж мы?
— Не знаю, — с лукавинкой Яков взглянул на пришедших с ним партизан. — Таков приказ Мефодьева. Собирай народ по тревоге.
Роман ошалело развел руками. Но делать нечего. Главнокомандующему виднее, куда и зачем бросить армию. Может, белые наступают? Но почему Мефодьев не выслал навстречу им разведку? А может, просто учебная тревога: штаб хочет посмотреть, готовы ли бойцы к сражениям.
Теряясь в догадках, Роман бросился в соседний дом, где жили Гаврины. Посмотрев ему вслед, Яков усмехнулся. На мать похож. Бежит, ссутулясь, словно споткнулся и вот-вот упадет. Недаром его и любит мать, что в нем себя узнает. И характером одинаковые, как две капли воды.
Едва Роман постучался в окно, из калитки выскочили оба Гаврины. Старший Фрол, рослый и широкоплечий, услышав приказ, кинулся вдоль по улице. Он размахивал поднятой рукой и басисто кричал, распугивая гулявших у палисадников куриц:
— Собирайтесь! По тревоге уходим из Сосновки! Совсем уходим!
Во дворах забегали. Захлопали двери, заскрипели ворота. Послышалось ржание коней, покрываемое заполошной людской речью. Роман тоже поспешил к своему Гнедку, да Яков остановил его:
— Успеешь! Ты сначала команду свою построй.
— Ты, Яша, чего-то скрываешь! А? — Роман пытливо заглянул в братовы глаза.
Но Яков с нарочитой серьезностью:
— Строй, тебе говорят!
Когда команда конных разведчиков вытянулась посреди улицы в колонну, Яков приказал бойцам спешиться. У кого есть мешки или узлы, положить возле себя.
Положили, недоуменно переглядываясь.
— А теперь приступим к проверке. Выверните карманы!
Партизаны из роты Спасения революции двинулись по рядам, тщательно осматривая нехитрое имущество разведчиков. В карманах и мешках были складни, ложки, кое у кого запасные пары портянок или шерстяные носки, черствый хлеб и желтое сало. У галчихинского парня нашли новенький темляк от сабли.
— Где взял? — строго спросил Яков.
— Батька с германской привез.
— Зачем с собой возишь?
Парень молчал, переваливаясь с ноги на ногу и шмыгая носом.
— Я спрашиваю тебя, зачем?
— Думал, может, шашку дадут, так привешу, — наконец, ответил он, стыдливо опуская ресницы.
— Ладно. Держи при себе, — отмахнулся Яков.
В самый разгар осмотра прискакал боец, тоже с с красным бантом. Заметив Якова, круто развернул екающего селезенкой горячего коня. Из-под копыт взметнулся, брызнул по сторонам песок.
— Товарищ командир роты Спасения революции! У партизан из деревни Сухой лог Мазурина и Артемченко найдены заготовки на четыре пары сапог. Один на пузе под поясом прятал, а Мазурин в мешке и в голенищах.
— Арестовали?
Боец кивнул, пожал плечами. Мол, как же иначе. И, приосанившись, поправил бант.
Осмотр прекратился. Мужики закопошились, складывая свое имущество обратно.
— Товарищи! — сказал Яков разведчикам. — Эту проверку мы проводили по постановлению штаба во всей армии. Дело не в кожах, которые украли, хотя и они нам пригодятся. А в нашей чести, революционной чести бойцов Красной партизанской армии Сибири! Мы проверяли потому, что знаем о добросовестности красных партизан. Вам нечего скрывать. Вы ничего не взяли ни у своих товарищей, ни у мирного населения. А кто взял, того штаб предаст военно-полевому суду. Ворам не будет пощады!
— Расстрелять их! — разом крикнули десятки глоток.
— Вам же спасибо, дорогие товарищи, что вы высоко несете честь сибирского партизана. Теперь можете расходиться по квартирам.
Роман шагнул к Якову, проговорил с обидой, вполголоса:
— И ты мне не сказал. Эх, Яша.