Колчак был среднего роста, широкоплеч. На парад он явился в неизменной солдатской шинели, при сабле. На шее Георгий, принятый им от Гайды за победоносный зимний поход и взятие Перми. У верховного правителя острые, строгие глаза, орлиный нос. Тонкие губы придавали жесткость усталому лицу. Очевидно, Колчак все еще не мог оправиться от болезни. В декабре прошлого года на георгиевском параде он простыл и почти полтора месяца лежал с воспалением легких.
Некоторое время Колчак внимательно разглядывал строй Шестого полка, как бы оценивая боевые качества каждого солдата. Затем, круто повернувшись к Дитерихсу, спросил озабоченно:
— Михаил Константинович, вы считаете, что чехов не удастся задержать в Сибири?
— Да, ваше превосходительство. Транспорт их на восток усиленно форсируется. Очевидно, Сыровы получены от чешского Национального совета соответствующие инструкции, — печально ответил Дитерихс.
— А доктор Павлу?
— Делает все возможное, чтобы помочь нам.
— Когда мы восстановим империю, чехам дорого обойдется это предательство! — глаза адмирала заблестели, худые руки сжались в кулаки.
— Чего ждать, ваше превосходительство, от людей, которые в свое время предпочли плен неприятностям войны! — сухо заметил Дутов.
Колчак, вытянув шею, задумчиво наблюдал за посеревшим от пыли «Роллс-ройсом» Жанена. Но вот резко взмахнул рукой и с укоризной сказал Дутову:
— Александр Ильич, я вас понимаю, но нельзя быть таким чехоедом.
— Пока что реальная сила у союзников — это чехи, — вкрадчиво произнес Вологодский, склонившись в поклоне.
И снова адмирал взорвался:
— Я нуждаюсь только в сапогах, теплой одежде, военных припасах и амуниции! Если в этом нам откажут, то пусть оставят нас в покое!
— У большевиков преимущества в артиллерии и пулеметах. Техническая оснащенность их армий выше нашей почти в полтора раза, — сказал как бы самому себе Дитерихс.
— Знаю, — спокойно ответил Колчак. — И на Средне-Волжском направлении у них перевес в людской силе почти на десять тысяч штыков и сабель. Об этом следует подумать. Третий и Шестой Уральские корпуса пополнить за счет резерва. Центр тяжести лежит там, под Бугурусланом и Уфой.
— Плохо с резервом, ваше превосходительство. Матковский в буквальном смысле выдыхается. Нужна мобилизация еще десяти-двенадцати возрастов, — проговорил Дитерихс.
— Мы разрешим этот вопрос, — через плечо бросил адмирал Вологодскому. — Проведите через совмин соответствующее постановление. Пятнадцать возрастов.
Объезд войск закончился. Заиграл сводный оркестр гемпширцев и чехов. Сначала в церемониальном марше прошли Шестой полк, затем казаки и, наконец, пехотные части Сибирской армии. Пехотинцы были одеты в новую английскую форму, пошитую по специальному заказу для колчаковских солдат. Шинели защитного цвета со множеством крючков, джутовые ремни, ботинки с обмотками и черные перчатки.
— Англия верна союзу с Россией, ваше превосходительство! — не преминул напомнить Нокс.
Вечером в военном собрании состоялся банкет в честь чехословацкой армии. Генералы явились с женами, разодетыми в дорогие платья. Прапорщик Поминов помог Гришиной-Алмазовой выйти из автомобиля и провел ее в вестибюль, где предупредительные офицеры встречали гостей. Он ждал генеральшу у подъезда и теперь был счастлив рядом с ней.
— Благодарю вас! — сняв шляпку и поправив пепельные локоны, вдруг сказала она. Раздеться ей помог выскочивший из буфета офицер в белой черкеске. Гришина-Алмазова подала ему тонкую холеную руку, и они поднялись по лестнице на второй этаж, где в просторном зале, разделенном колоннами и арками, гремела музыка.
«Как она хороша!» — прошептал Владимир, глядя вслед генеральше. Ему нравились ее холодное красивое лицо, ее большие глаза, всегда властные и надменные. Нравились завитки волос на лбу и крутые бедра. О, если бы Владимир мог сравниться с ней своим положением! Он бросил бы к ее ногам все: и честь, и богатство, и славу. Он и сейчас пошел бы на смерть, чтобы вот так пройтись по залу с генеральшей, как этот офицер в белой черкеске.