— Знамо, проще, — хлопнул себя ладошкой по лбу командир роты.
Домна со свистом дернула ноздрями табак, заворчала:
— Дурная голова рукам покоя не дает.
— Верно, гражданочка, — пропел ротный. — Значит, я командую корчевать крапиву.
— Командуй, — кивнул Петруха. — Так скорее пойдет дело.
— Знамо, скорее! — воскликнул ротный и направился к бойцам.
— Моих-то давно встречал? — спросила Домна.
— Давненько. Не наведываются домой? Ну, у них заботы хоть отбавляй, что у Яши, что у Романа. Сама понимаешь, не в чехарду играем.
Петруха проехал в сельсовет. Гаврила очень обрадовался зятю. В такое время и остался совсем один. То хоть Яков Завгородний помогал, то люди из полка. Теперь же хоть разорвись, а не поспеешь всюду.
Петруха сказал о том, что предложил людям рубить крапиву.
— Как это мы не додумались, — всплеснул руками Гаврила. — Там такие канавищи!
— Ты в бору был? Много леса бойцы наготовили?
— Уйму навалили. Когда теперь вывезут!
— Бревнами укрепим брустверы у окопов. Собирай в селе подводы и посылай в бор. А это что за народ? — Петруха показал на топтавшихся у порога стариков.
— Мы, грешным делом, из Прониной, — заговорил исполосованный морщинами старикашка в обтрепанном зипуне. — Ты бы должен помнить. Я по Харитонову воровству свидетельство оказывал. Харитон, грешным делом, стибрил у соседа фунтов восемь сала да туесок меду. Дали ему неделю отсидки в каталажке.
— Помню, дедка, — оживился Петруха. — Он украл, а ты покрывал вора.
— Была, грешным делом, промашка. Обмишурился, Харитона жалеючи, как он мне через свата Елизара родней доводится, — признался старик.
— А в Покровское чего попал?
— С дружиной. Как мы узнали, что каратели перестрелять здешних порешили, так и тронулись на подмогу. Сорок наших пришло грешным делом. И еще, однако, будет.
— Валом валят отовсюду, — с воодушевлением сказал Гаврила. — Полтыщи прибыло, не меньше. И посоветуй, Анисимович, как быть с ранеными. Не может их удержать Семен Кузьмич. Бегут.
— Куда? — насторожился Петруха.
— Да в роту. А некоторые подались к своим полкам в Галчиху и Сосновку. Как про генеральский приказ прослышали, так нет им удержу.
— Что-нибудь придумаем. Однако сейчас надо собрать подводы. Пойдем.
— От Мефодьева ничего не слышно?
— Нет, — ответил Петруха, взглянув на стариков. Он то знал о неудаче под Окуневым, но проболтаются деды — начнется паника.
Вечером вместе с Гаврилой Петруха отправился в лазарет. Их встретили сдержанно. Гаврила уже не раз беседовал с ранеными. Теперь, видно, наябедничал зятю. Но Петруха вроде и не собирался уговаривать. Он прошелся меж рядами топчанов и кроватей, потрогал печи — тепло ли, — полюбовался ситцевыми, желтыми в крапинку, занавесками на окнах.
— Хорошо у вас, братцы! — заключил восхищенно. — А как кормят?
— Тож ничего, — ответил один из раненых.
— Сносно, — определил другой.
— Так-так. А лечат как?
Тут загалдели все, как на ярмарке. Петруха растерялся: кого слушать?
— Лечат на удивление!
— Семен Кузьмич — золото, а не фершал!
— Да мы, как бугаи, здоровые!
Когда откричались и Петруха устало присел на свободный топчан, к нему подошел бородач с рукой на перевязи. Он уставился на Петруху светлыми, спокойными глазами и выдохнул:
— Брешут они! Я, почитай, самый здоровый, и то не владаю рукой. Чисто плеть она.
— Вон что! — простодушно воскликнул Петруха, подвигаясь к бородачу. — А чего ж они говорят такое?
— Это еще не болезнь, когда где-нито зацепило, — продолжал тот. — Болезнь, она тут. В сердце. Думаешь, нам легко генеральское бахвальство терпеть, ведь семьи у каждого. Вот и рассуди, как тут улежишь. А касательно здоровья — брешут.
— Брешем, — согласились раненые. — Дмитрий Петрович верно обсказал. А все ж тех бы отпустить следовало, которые ходят и стрелять могут, потому как нам невпродых.
Петруха сделал вид, что думает, как лучше поступить. А сам уже советовался с Гаврилой, направляясь в лазарет.
— Да, задачу вы мне задали, братцы! — наконец, произнес он. — Может, комиссию создать? От раненых взять одного-двух, Семена Кузьмича и представителя роты Покровского полка. Ваше дело предложить бойца, а они определят, будет ли польза от такого солдата. Народ нам позарез нужен. Вот, кажется, и договорились.
— Это нам подходит, — не совсем уверенно прошумели на топчанах.
— Но те, которых оставят в лазарете, никуда не побегут. А если побегут, будем судить их, как дезертиров.
— Почему ж так? — насупился Дмитрий Петрович.