Но вот вдалеке послышался цокот копыт. Он приближался. Мефодьев, а за ним и остальные выскочили за ворота. Из мглы вырвалась фигура всадника в папахе.
— Вестовой! — радостно вскрикнул Мефодьев.
Всадник осадил коня, легко спрыгнул. Да это же Колька Делянкин! Значит, у Антипова что-то произошло. Неужели подошли белые? Мефодьев рванулся к Кольке.
— Ну!.. — бросил нетерпеливо, выставив надутые по-детски губы.
— Силами трех полков неприятель наступает на Сосновку, — трудно дыша, доложил Колька. — Вечером нами оставлена Сорокина.
Мефодьев взялся за голову. Сорокина была среди сел, население которых по приказу Матковского подлежало полному уничтожению. Теперь там свирепствуют каратели. Что делать? Может, сняться отсюда и идти на помощь Антипову? Нет, это будет означать поражение, полный разгром.
— Передай Антипову, пусть держится любой ценой. Пусть попытается вернуть Сорокину.
— Мы стоим у кромки бора, у самого села. Неприятель трижды атаковал эту позицию, но был отбит, — продолжал Колька. — И еще новость, — он потупился, переступая с ноги на ногу. — Неприятель наступает на Галчиху. Силы белых в точности неизвестны, но шибко большие. Антипов послал к Королеву команду разведчиков.
У Якова пробежали по спине мурашки. Осой ужалила сердце тревога за брата. Кольцо белых сомкнулось. И Роман попал в самое пекло.
— И все-таки мы разобьем белых, — решительно сказал Мефодьев, отпуская вестового.
Яков направился к своей роте, которая занимала маленькую рощицу на левом фланге у Покровского полка. Тропинка вывела его к окопам. Здесь копошились бойцы, слышались негромкие разговоры. О чем толкуют сейчас партизаны? Вот по окопу прокатился смешок, кто-то сказал:
— Боишься потерять голову, сними с плеч и прячь за пазуху. Она и цела будет.
— Значит, отвоевался, так снова иди в батраки, — сказал другой.
— Советская власть поможет. Не сумлевайся.
— Все будем жить, как паны, а кто ж землю вспашет? Кто посеет?
И чей-то грубый уверенный голос:
— Контру заставим работать!
— Нет, робята. Контру мы выметем из Сибири и заживем сами по себе. Советская власть нам даст плуги и машины. Размахнемся за милую душу!
Прошел Яков немного и опять прислушался.
— Уж до того дожили — соли перехватить негде. Мужики ноне на соляные промысла не ездят, потому как кругом белые миродеры.
— Мародеры, — поправили говорившего.
— С миру дерут. Выходит, что миродеры, — стоял на своем тот.
Ну, о чем еще может говорить мужик, как не о своей крестьянской нужде. Всюду с ним думка о земле да о хозяйстве. А завтра, может быть, многим уже ничего не будет нужно. Но каждый надеется на лучшее. Не всех же убивают на войне. Вот и Яков думает о том, как бы сбиться еще на пару лошадей, как достроить баню. Не по-хозяйски это, когда жена ходит мыться к соседям. Чем Яков хуже других?.. А Роман в Галчихе. Жив ли?..
В рощице стоя дремали оседланные кони. Лишь изредка тонко звякали удила да похрустывал под копытами валежник. Пахло конским потом.
Яков отыскал Чалку и напоил его. Затем выставил усиленный дозор и, присев на мокрый холодный пенек, опустил голову. Одолевал сон. Засыпая, Яков слышал, как кто-то вполголоса пропел:
Едва песня затихла, ухнул снаряд. Яков вскочил и дико посмотрел в сторону села. Уже рассвело. Оказывается, он проспал не меньше двух часов.
Снаряд разорвался, чуть перелетев окопы. Над местом разрыва расползалось по земле облачко. Из черно-бурого оно становилось синим, а потом белым, как молоко. И вот уже ветер, рассеивая, понес его в огороды.
Артиллерия ожесточенно молотила линию окопов. Партизаны несли потери. И тогда Мефодьев приказал отступать на запасной рубеж. Вторая линия окопов находилась в полуверсте позади и правым крылом перерезала Сидоровку.
Белые заметили, как партизаны начали отходить, и перенесли огонь в глубь обороны. Одновременно с этим взметнулись цепи противника. Они бросились к оставленным полком окопам.
Рощица, в которой спешилась рота Спасения революции, была в лощине. Яков не мог видеть противника. Он смотрел лишь на избу, где они совещались ночью. Там Мефодьев. Он даст сигнал, когда можно навалиться на белых с фланга. Хоть бы скорее! Яков напрягся всем телом, стиснул зубы. Ну!
Над двором раз и другой полыхнуло вскинутое на пике красное полотнище.
— По коням! — выхватив шашку, крикнул Яков. И хотя его голос потонул в громовом переплясе разрывов, бойцы поняли, что наступила решительная минута. Рота взлетела в седла. Суровые и острые взгляды сошлись на командире.