Домна слушала Любку и холодела от тревоги за сына, за всех, кто был в Галчихе. Неужели нельзя им помочь? Без патронов не выдержать партизанам осады.
— Ты подавайся в окопы, — властно сказала Домна Макару Артемьевичу. — А я свезу оружие к нашим.
— Да там кругом белые! — вскрикнула Любка. — Тебя убьют, мама!
— Я свезу оружие! — повторила она и кинулась запрягать кобылу. Любка помогала ей. Принесла из завозни хомут, бросила в передок охапку сена. Затем она насыпала в мешки пшеницу и тоже сложила их на телегу.
Петруха похвалил Домну за хитрость. Конечно, не просто проскочить с оружием через казачьи заслоны. Если белые откроют обман, Домну расстреляют. Но была надежда: вдруг да провезет. Случается всякое.
Пулемет разобрали и уложили вместе с патронами в сено, а поверх закрыли мешками. Воз как воз. Только бы не учинили обыска.
— Ну, тетка, держись, — покачал головой Петруха. — Не шутейное дело взяла на себя. Мы этого никогда не забудем! — и отвернулся. Глаз застелила слеза.
Подхлестывая вожжой и без того горячую кобылу, Домна выехала за село, миновала Прорывский мост и Семисосенки. Под певучий скрип колес думала о Романе, которого выручит из беды. Ведь этого оружия и не достает партизанам, чтобы отбить казаков. И еще думалось Домне о российской армии. Гузырь, наверное, перебрался через фронт. Шустрый старик.
Вскоре Домна услышала грохот боя. Она ясно различала, как ухали орудия и рвались снаряды, как захлебывались диким лаем пулеметы. Значит, не сдались еще партизаны. И сердце Домны ласточкой летело к ним. Крепитесь, милые, Домна везет вам оружие.
Под Галчихой ее задержали конные в черных гусарских куртках с черепами на рукавах. Они подскакали к подводе, размахивая шашками. Домна невольно вздрогнула. С ними был тот самый офицер, который угощал покровчан шомполами на площади. Тряхнув смоляным чубом, офицер спросил:
— Откуда едешь, тетка?
— Из Воскресенки, — солгала Домна. — Вот пшеничку везу в Галчиху на помол. Тут вальцовая мельница, а у нас все ветряки.
— Поворачивай коня и убирайся, — строго сказал офицер. — А то угодишь в рай с другими. Хлопнут тебя.
— Ишь ты! Так уж и хлопнут! — подбоченилась Домна. — За что ж меня хлопать?
— Она смолоду хлопанная, — ощерился один из конных.
— Пестерь ты, да я тебя как двину, так перевернешься! И замолчь, когда не с тобой говорят! Недотепа!
Офицер рассмеялся.
— Бравая ты, тетка, но поворачивай домой, — уже мягче проговорил он.
— Да куда ж я поеду на ночь глядя! Уж заночую в Галчихе.
— Ты глухая? Здесь бой!
— Воюйте на здоровье. Мне-то какое дело.
— Проверьте, что у нее в мешках, — приказал офицер. Двое соскочили с лошадей и подошли к телеге. Они оттолкнули Домну, стали рыться в сене. Сейчас найдут — и конец. Сейчас, сейчас!.. Взялись за мешок, приподняли, и широкоскулый дюжий казачина пырнул его шашкой. Цевкой побежала пшеница.
— Да что ж ты, антихрист, делаешь! — Ухватила его за рукав Домна. — Да я ж тебя!..
В это время другой казак пропорол насквозь еще мешок. Домна взмолилась:
— Ваше благородие, уйми ты их, варнаков! Пропала моя пшеница!
А сама боялась, как бы не звякнула шашка о пулемет или патроны. Тогда и Романа не выручит, и сама погибнет. Только бы не звякнула шашка! Только бы…
— Довольно! — одернул казаков офицер. — Ладно, поезжай, тетка, в Галчиху, но потом не обижайся на нас. Самой туда захотелось. Спросит кто, скажи, что поручик Мансуров проверял. Смелая ты, тетка, я таких уважаю!
Казаки поскакали в степь. А Домна позатыкала сеном дырки в мешках и тронулась дальше.
Бой все еще грохотал. Но он откатился куда-то в сторону. Неужели и партизаны покинули Галчиху? Так и есть. Домна видела, как на улицах села суетились казаки. У рогачевского дома атаманцы прикладами и шашками добивали раненых партизан. При виде расправы Домна закрыла лицо руками и сгорбилась, как будто ждала, что вот-вот ударят ее.
Домну не раз останавливали, но она называла фамилию Мансурова, и ее пропускали. Кругом еще посвистывали пули. На площади гремели пушки.
Домна завернула во двор к знакомому мужику. Она надеялась узнать, что же произошло в Галчихе и куда отступили партизаны, а заодно и переждать суматоху. Но ни в доме, ни в пригонах, ни в погребе никого не было. Видно, и здешние ушли с красными.
Под вечер Домна снова отправилась в опасный путь. По кривым безлюдным улицам она ехала в бор, к Усть-Галчихе, где разноголосо стучали выстрелы. И на окраине села ее опять задержали.
— Куда прешь!
— Я, солдатики, на мельницу приезжала, да вот и застряла тут. А дома ребятишки. Мне поручик Мансуров позволил!..