Раздумывать было некогда. Он должен проявить решительность. От этого зависело сейчас, жить Мансурову или умереть. Поручик быстро освободил от стремян ноги и, как только черный вагон поравнялся с ним, пустил своего скакуна вдоль линии. Конь дробно зацокал копытами по гальке. Только бы не поскользнулся! Тогда — смерть!
Мансуров выбрал удобный момент и цепко ухватился за поручни вагона. Рывок — и его выбросило из седла в тамбур.
— С благополучным прыжком, брат поручик! — ухмыльнулся пожилой атаманец с погонами старшего унтер-офицера.
Ничего не ответив, Мансуров выглянул наружу. Конь несколько отстал, но все еще скакал рядом с поездом. Полоскалась на ветру грива, мелькали копыта.
«Прощай, друг!» — пронеслось в сознании.
— Мы подались было в другую сторону, к своим. И «Туркестан» за нами, — снова заговорил унтер. — Да там пути разобраны. Повернули обратно.
— Поручик Лентовский здесь? — спросил Мансуров.
— Брата поручика нету. Его вчера утром вызвали к атаману. В вагоне нас шестеро да палач. И еще сколько-то арестованных.
— Палач? — возбужденное лицо Мансурова вдруг потемнело и исказилось болью. Он распахнул дверь и твердой походкой двинулся по коридору.
В купе стоял полумрак. Окно было закрыто грязной занавеской, на которой виднелись следы крови. В углу, на засаленной подушке, покоилась узколобая голова незаконнорожденного дворянского сына. На короткой шее вздулись синие жилы. Руки сжаты в кулаки, словно дворянский сын приготовился бить кого-то.
Мансурова затошнило. В купе было мало свежего воздуха. Вероятно, весь свежий воздух дегенерат пропустил через себя. Он дышал, как бугай, раздувая вывернутые ноздри.
— Из него должен получиться вполне порядочный покойник, — сказал Мансуров и потянулся к пистолету.
Но не сонного. Нет, это была бы слишком легкая смерть. Пусть тоже помучается.
Поезд набирал скорость. Все веселее стучали колеса, все меньше верст до станции Степной. Мансурову вдруг вспомнился Пантелей Михеев. Где-то он теперь? Может, это Пантелей гонит Мансурова? Что ж, в этом есть логика… Мансуров хотел бы умереть в бою, но не мог. Он бежал от смерти. В глубине души он отмежевывался от прошлого. Но порвать с ним не мог. В прошлом был незаконнорожденный сын дворянина, с которым надо кончать.
Мансуров толкнул палача ногой. Тот открыл глаза, белые, ничего не выражающие, и весь напружинился. Он готов был растерзать поручика. Он привык убивать людей и боялся лишь одного, Лентовского.
Мансуров стрелял с наслаждением, какого он давно, а может быть, вообще никогда не испытывал. Пули дырявили голову, шею, грудь незаконнорожденного и снова голову. Нет, поручик Лентовский, люди — не скорпионы!
На выстрелы никто не пришел. Эти звуки здесь никого не волновали. Их словно не замечали. Тогда Мансуров открыл дверь купе и зычно крикнул в коридор:
— Сбросьте под откос эту падаль!
Два атаманца равнодушно подняли труп с полки и потащили в тамбур. Тут же они вернулись, вытирая обмазанные кровью руки о подол черных гимнастерок. Они были очень подходящими для такой работы, черные гимнастерки. На них не оставалось следов.
Перед Степной поезд обстреляли, но никого в вагоне не зацепило. Лишь вышибло стекла. Сразу стало холодно, как снаружи. Чтобы согреться, Мансуров зашагал по узкому коридору.
В полдень поезд прибыл на станцию. Кроме «Туркестана», здесь стоял на путях еще один бронепоезд, который вел бешеный огонь из орудий. Со стороны бора и Крутихи на станцию наступали партизаны.
Мансурову по всем правилам нужно было явиться к командиру группы войск и получить новое назначение. Но это значило, что его пошлют снова в бой и, может быть, снова придется бежать.
Он решил немного отдохнуть. Найти Поминова, пожить у него несколько дней, отоспаться, а потом будет виднее. Надо присмотреться ко всему, выяснить обстановку.
Мороз пощипывал уши, и Мансуров поднял воротник полушубка. Через раскрытые воротца вышел в улицу. Она была пустынной. Где же узнать о Поминове? Ага, вот из переулка выскочил офицер в кошеве. Мансуров поднял руку.
Офицер осадил белого от инея коня, закурил, поджидая Мансурова. Это был молодой прапорщик егерского полка. Он с радостью вызвался подбросить поручика к квартире Поминова. Прапорщик знаком с Владимиром, частенько встречаются за карточным столом, выпивают.
— Проклятые места! — возмущенно сказал прапорщик. — Холод лютый. Мы больше поморозили солдат, чем потеряли убитыми. А этим бандитам-партизанам хоть бы что! Они могут спать на снегу в сорокаградусный мороз.