— Вы в Совет поезжайте. Там помогут.
И верно. В Совете дали им провожатого. Большого роста матрос с кадыком на худой шее и черными усиками хлопнул сухой волосатой рукой по деревянной кобуре маузера, угрюмо сказал:
— Я из них душу вытряхну. Контру лечат, а мы подыхай под забором.
По пути в госпиталь матрос рассказал, что многие колчаковские офицеры, не желая идти с отступающей армией, поранили себя и теперь лежат в больницах. Чека не может добраться до них. Раненые находятся под защитой Красного Креста до полного излечения. Жди, когда поправятся, наедят морды. Они поживают там неплохо.
Матрос объяснялся с самим профессором Рижским, чистеньким, благообразным старичком, который начальствовал в госпитале.
— У меня нет мест. Можете пройти и взглянуть. Больные лежат в коридоре, — говорил профессор, потряхивая клинышком седой бороды.
— Не помирать же человеку, — гремел матрос. — А это еще нужно проверить, кого вы врачуете.
— Не имеете права! — загорячился профессор. — Есть международные соглашения!
— Мало ли какие соглашения контра повыдумывала! Вот и революцию погубить сговорились, да не вышло!.. А этого больного вы положите к себе и за жизнь его отвечаете перед Новониколаевским Советом депутатов!
— Вы ничего не понимаете в медицине. Разве я могу дать гарантии? — размахивал руками Ряжский.
— Можешь. Все вы можете, да не хотите! Давай-ка, дядя, ищи койку больному. Сам не найдешь, я помогу!
В конце концов профессор принял Романа.
— Я, дядя, еще приду к тебе, проверю, как ты наших лечишь! — угрожающе произнес матрос на прощанье.
Когда Романа внесли в палату, раненые зашушукались. Их было здесь семеро. И ни в одном Роман не признал простого мужика. Как выяснилось позже, эта палата не отличалась от других. На весь госпиталь приходилось лишь двое больных бойцов Красной Армии: Роман и еще один красноармеец из регулярных частей. Остальные — белые офицеры, которым мирволил профессор Ряжский.
Первое время офицеры остерегались Романа. Не говорили при нем о войне и Советской власти. Враждебно поглядывали на него и шли в коридор или в соседние палаты. Но скоро спохватились, что таиться от Романа нечего. Все равно в Чека знают об этом офицерском прибежище.
Из их разговоров Роман понял, что старик в пестром халате — полковник генерального штаба, служил у Каппеля. Красивый усач — тоже полковник, командовал бригадой на Пермском направлении. Они задавали тон в палате.
Усач любил петь. У него был приятный баритон. Обычно он подходил к окну, глядел на заснеженную, кишащую народом улицу и раздумчиво выводил:
В такие минуты палата замирала. Песня рвала сердца. Офицеры скрипели зубами, ломали пальцы, плакали в подушки. Им, действительно, некуда было спешить. Там, за окнами, Чека ожидала их выздоровления, чтобы посадить в тюрьму или расстрелять. Хватит, повозили вас ямщики, господа офицеры! Слазьте, приехали!
Усач поворачивался лицом к двери и смолкал. В его голубых глазах стояли слезы. Потом он вдруг зло обращался к Роману:
— Что вам Россия! Вы обгадили ее, и еще обгадите! Вы подохнете с голода и добром вспомните перед смертью и Николая, и Колчака!
— Мучителей народа не вспоминают добром, — отвечал Роман. — Не заслужили они добрых поминок.
— Мучителей? А вы сами кто? Не мучители? Вы отняли у меня дом, семью, родину. Я остался нищим! — кричал усач.
— А мы всю жизнь нищие. Испокон веку народ в нужде. Лишь шомполами да плетками его угощают?
— Будет вам, — примирительно говорил старик-полковник. — Здесь мы все равны, у всех ничего нет. Значит, и ссориться нет повода. Почитайте-ка лучше нам последнее стихотворение Маслова. Это был большой поэт, прекрасный стихотворец!
Усач снова глядел в окно и читал:
— И панихиду споет… — повторил старик, сокрушенно покачивая лысой головой.
Иногда офицеры принимались ругать Колчака. Он был и правителем никудышным, и плохим главнокомандующим. У англичан несчастливая рука. Им нужно было выдвинуть в диктаторы генерала Василия Болдырева. Того знала армия. Болдырев состоял в Директории. Авторитет его был непререкаем. Выходец из народа, георгиевский кавалер, профессор. Или вручить бразды правления Россией Анатолию Пепеляеву. Вероятно, так и будет. Когда Советская власть в Сибири падет, а она не продержится здесь и месяца, англичане заменят Колчака Анатолием Пепеляевым.