— Что случилось? — шагнул адмирал навстречу.
Комелов насупился и произнес трудно, как бы выжимая из себя каждое слово:
— Политцентр настаивает, чтобы до Иркутска ваш эшелон сопровождала и его охрана. Чехи ждут распоряжений от Сырового, а тот от Жанена. Идут переговоры.
Колчак прошел к одному из кресел и сел. Откинув голову назад, слегка вытянул шею. Затем сгорбился и, чтобы успокоиться, закурил. В минуты опасности он должен держать себя в руках.
— Нужно немедленно связаться с Жаненом.
— Я свяжусь, — поспешно проговорил Зенкевич и бросился в купе. Оттуда он вышел с чемоданами. — Я свяжусь! Я потребую…
— Зачем вы берете чемоданы? — сухо спросил Комелов.
Зенкевич не ответил. Он мелкими шажками пробежал по коридору и резко хлопнул дверью. Колчак проводил его презрительной улыбкой.
— Предатель! — выдохнула Анна Васильевна.
Всем было как-то не по себе. Зенкевич струсил и бежал из вагона. Он пристанет теперь к чешскому эшелону и вместе с ним минует Иркутск. А дальше — атаман Семенов и граница.
— Михаил Михайлович, помните я вам говорил об адъютанте Наполеона? — вдруг сказал Колчак. — Так герцог де Ровиго одинаково служил и Бонапарту, и Бурбонам…
— Александр Васильевич, — с укором отозвался Комелов.
— Конечно же, я пошутил. Вы не Зенкевич. — И адмирал отбросил голову на спинку кресла.
Окинув благодарным взглядом высокую и худую фигуру Комелова, Анна Васильевна подумала о том, что этот человек, пожалуй, единственный из всего окружения Колчака, кто не способен на предательство. Если Комелов когда-либо изменит свои убеждения, то порвет с Колчаком открыто, не побоится сказать правду в глаза. Но такое может случиться с ним лишь при иных обстоятельствах, а сейчас Михаил Михайлович ни за что не оставит адмирала.
Всю ночь в салон-вагоне не спали. Когда поезд прибыл на станцию Иркутск, при нем находилась уже двойная охрана. Колчак и его спутники догадались, какое решение приняло союзное командование. Комелов хотел повидать Жанена, но оказалось, что француз уже отбыл на восток.
— Все открещиваются от меня, как от чумы, — горько проговорил Колчак. — И если так, то я один буду держать ответ и за себя и за них. Я не боюсь расплачиваться за свое прошлое, оплатить все векселя. Я ни в чем не раскаиваюсь. Да, абсолютно ни в чем. Я был знаменем белого движения, я не щадил своих врагов. Не кривил душой, а действовал согласно моим убеждениям. Я еще мало пролил крови! Нужно было больше, больше!..
День тянулся утомительно долго. Казалось, ему не будет конца. А когда стемнело, под окнами вагона проскрипели шаги. Вот они заглохли у тамбура. И кто-то решительно толкнул дверь.
Колчак и Комелов поднялись с кресел. Анна Васильевна осталась сидеть. Ее лицо залила бледность, глаза округлились. Непослушные руки нервно запрыгали на коленях.
В вагон вошли командир чешского конвоя и четверо в дубленых полушубках. Люди как люди. В их облике не было ничего устрашающего. Но они уже стали судьбой Колчака и его спутников. Судьба топталась у порога вагона и требовала возмездия.
— Адмирал Колчак, следуйте за мной. Я должен передать вас специальной комиссии Политцентра, — отряхивая снег с полушубка, равнодушно сказал чех.
— Я нахожусь под защитой союзных держав. Разве это вам не известно? — и поджал побелевшие губы.
— Вы русский и вашу участь должны решать русские.
— Хорошо, я иду, — Колчак торопливо надел шубу, папаху. — Вам нужно мое оружие?
От вошедших отделился солдат лет тридцати, вразвалку приблизился к Колчаку, кивнул на шашку:
— Подари на память, адмирал.
Колчак весь съежился и отвернулся. Солдата одернули товарищи.
— Оружие сдадите комиссии, — ответил чех, направляясь к выходу. Колчак задержал его:
— Со мной в вагоне едет близкий мне человек. Анна Васильевна Тимирева. Мы были вместе и не хотели бы разлучаться.
— Да, — ледяным голосом подтвердила Анна Васильевна. — Вы дайте слово, что придете за мной.
…За окном гудела метель. Где-то в сугробах брела на восток, к Иркутску, белая армия.
Под напором красных частей откатывалась к китайской границе дивизия Анненкова. Свой путь к предгорьям Джунгарского Ала-тау атаман отмечал виселицами и освещал заревом пожаров. Побурели от крови камыши у озер Ала-куль и Джаланаш-куль, где озверевшие атаманцы расстреливали и рубили шашками жителей окрестных сел. Обезображенные трупы запрудили реку Тентек возле Уч-Арала — последней ставки Анненкова в России. Над неоглядным простором степи кружились грифы и вороны, почуявшие добычу. Кружились и камнем падали на мертвых.