— Что-то не по душе мне твоя затея. Да уж коли начал, черт с тобой. Хоть будет над чем посмеяться, — потянулся и зевнул Ефим.
— А теперь собирай штаб.
До обеда Петруха поджидал возвращения Банкина. Были усилены посты. Под самое Покровское послали разъезды. Потом Петруха и Яков Завгородний уехали в степь и пропадали где-то допоздна. Как выяснилось позже, следили из колка за дорогой, ведущей из Покровского в Галчиху. Вернулись возбужденные.
— Все идет, как я предполагал, — сказал Петруха.
Ночную чуткую тишину вспугнула команда:
— Седлать коней!
Роман достал из-под соломы седло и, позвякивая стременами, бросился к коновязям. Здесь толпились мужики. Они поспешно выводили лошадей, скучивались, теснили друг дружку. Живым потоком вынесло на бугор Семена Волошенко, который, сидя верхом, кричал:
— Эй ты! Пропусти моего Бурку. Уважь его, потому как святой он, в церкви молился!
Кто-то раскатисто засмеялся. Передрались кони. Их хозяева коротко ругнулись и разъехались.
Отряд построился и вытянулся в сторону проселка. Мефодьев выслал вперед разведчиков, приказал не курить и громко не разговаривать. Колонна тронулась в путь. Мерно затопали по целику копыта, заскрипели телеги. Отдохнувшие за весну кони шли ходко.
Петруха и Ефим ехали впереди. К ним то и дело подскакивали дозорные, докладывали, что все благополучно, и снова пропадали в темени. Иногда Ефим отставал, пропуская колонну, и вполголоса говорил бойцам:
— Эх, и ударим же мы по белым! Надолго запомнят!
Его задор передавался другим. Услышав слова командира, Роман расправил плечи, касаясь локтем винтовочного приклада, подобрал поводья. Наконец-то, отряд отправился на настоящее дело. Хотелось поскорее столкнуться с врагом. С каждой минутой нетерпение все больше захватывало Романа.
Отряд двигался вдоль кромки бора. Где-то невдалеке притаилось Покровское. Дорога вела к нему. Спят сейчас в доме Завгородних, не ведая о том, что вскоре быть бою. Роман представил потревоженных выстрелами отца и мать, подумал о жене, но тут же другой образ отодвинул и заслонил Любку.
Колонна неожиданно повернула в степь. Покружив берегом реки Кабанухи, отряд оставил Покровское в стороне и взял направление на Галчиху. Мефодьев приказал ускорить шаг — конники перешли на рысь.
К Галчихе подступили, когда начало светать. Дали коням отдохнуть. Спешив бойцов, Мефодьев прошелся вдоль колонны, внимательно осматривая людей, с которыми ему придется сейчас идти в бой. Затем снял папаху, заткнул ее за пояс:
— Начинаем с Галчихи. Обстановка такая: милиция и каратели в Покровском. Они ждут нас там. А здесь мелкота осталась, больше милицейские прихлебатели. Берем село в кольцо и по первому выстрелу бросаемся к тюрьме, волостной управе и милиции. Главное — взять у белых как можно больше оружия. Произвести обыски в квартирах Качанова и других начальников.
— Кроме оружия, ничего не трогать! — строго выкрикнул Петруха. — За грабеж никого не помилуем.
Отряд разделился на группы. Касатик с пулеметом оставался на Покровской дороге. Яков Завгородний с десятком бойцов отрезал Галчиху от бора. Роман с конными наступал со стороны лесничества. Группы Петрухи и Ливкина входили в село со степи, а основные силы вел к тюрьме сам Мефодьев.
— Ну, давай! — сказал в напутствие Петруха, дружески хлопнув Романа по плечу. — Учти, что все объездчики здесь. Кулачье начеку.
— Понимаю, — горячо ответил Роман.
Об опасности Роман почему-то не думал. А может, не хотел думать, и от этого было удивительно радостно, словно он выезжал на масленицу брать снежный город. И еще гордился Роман, что в бою ему доверяют судьбы двадцати человек. Целый взвод по его слову кинется в атаку. Только бы не сплоховать, а выполнить боевой приказ.
Предрассветная сизая хмарь редела. Все ярче вырисовывались избы, заборы, журавли колодцев. С опушки леса, где стояли теперь Роман и его люди, был хорошо виден большой крестовый дом лесничества. Ставни закрыты наглухо, двор пуст.
«Лошадей нет. Значит, объездчики ночуют где-то в другом месте», — решил Роман.
Все бойцы из Романовой группы были в седлах. Ждали сигнала, молча переглядывались, словно проверяя, не отстал ли кто в пути.
Слышно было, как на легком ветру гудели сосны. Пели птички. Пофыркивали кони, потряхивая гривами и переступая ногами. И вдруг хлестанул выстрел. Он заставил людей вздрогнуть, подтянуться, забрать на себя поводья.