Мефодьев понял, почему белые уходили от боя в Покровском и Сосновке. Они боялись, что их могут окружить со стороны бора. Теперь же вокруг лежала степь, белые просматривали ее на много верст.
У карателей было преимущество в людях и в вооружении. Они насчитывали примерно триста штыков и восемь пулеметов. Когда атаки захлебнулись и стало ясно, что без потерь уничтожить красных не удастся, командир карателей отдал приказ прижать партизан пулеметным огнем и навалился на них с флангов. Белые не сомневались в своей победе.
Близился полдень. Солнце припекало спины. В перерывах между пулеметной трескотней было слышно, как вверху, в ослепительной синеве, заливались жаворонки. Им нет никакого дела до жестокого спора людей, залегших в шиповнике и бурьяне, их совсем не пугает протяжный посвист пуль. Они поднимаются в небо и поют.
Слушая птичьи песни, Роман вдруг подумал о том, что боя нет, что все это — игра или, на худой конец, учения. Вот сейчас из бурьяна встанет командир и поблагодарит солдат за усердную службу. А война, она осталась далеко, в лесистых Карпатах.
Но пулеметы заговорили снова, все сразу, с какой-то безумной яростью. Захлопали винтовочные выстрелы Роман огляделся. Возле него лежали бойцы. У всех напряженные, сосредоточенные лица. Аким Гаврин часто мигал, словно хотел вдоволь намигаться до начала атаки. А рядом с ним плечистый мужик елозил бородой по земле, устраиваясь поудобней.
Из-за куста шиповника Роман оглядел поле, которое отделяло взвод от врага. Правее виднелась неглубокая лощинка. Если белые начнут обход справа, то именно здесь. Они попытаются броском достичь оврага, где лежал Роман, и отсюда развивать наступление. Трудно придется взводу против целого батальона. Но у Романа было одно преимущество: он все еще оставался незамеченным. Весь шквал огня ложился на Мефодьева.
Как бы в подтверждение его мыслей, из окопов выскочили и рассыпались в цепь белые. Роман усилием воли подавил волнение и скомандовал:
— Взвод, пли!
Ударил залп. Цепь поредела, на секунду задержалась и снова бросилась вперед. Солдаты палили на ходу, почти не целясь. А из окопов уже поднималась вторая цепь.
Тогда взахлеб застучал пулемет Ливкина. Он бил во фланг наступающим, которые стали забирать еще правее, чтобы обойти и овраг. Теперь белые пошли перебежками.
Они тоже перенесли огонь пулеметов на взвод Романа. Пули засвистели над головой, заплясали на земле, секли ветки шиповника.
— Приготовиться к рукопашной! — крикнул Роман.
Неожиданно на бугре, в тылу у белых, показалась конница. Лавиной двигалась она на партизан. Теперь ни за что не устоять! Поздно, слишком поздно отходить под прикрытие своих пулеметов.
— Ура! — грозно прокатилось по степи.
Но произошло непонятное. У окопов белых грохнули разрывы бомб и началась схватка. Молниями засверкали штыки и сабли, торопливо захлопали выстрелы.
— Наши, наши! — Роман выскочил из оврага, увлекая за собой бойцов.
Ошеломленная внезапной атакой с тыла, цепь карателей не стала сопротивляться. Солдаты побросали винтовки и подняли руки. Целый лес рук.
Стрельба стихла. К Роману подскакал затянутый ремнями командир конницы. Роман опешил: да это же прапорщик Антипов! Однополчанин. Вместе они воевали в Карпатах. Это его, Антипова, солдатский комитет поставил во главе дивизии. Так вот где снова пришлось встретиться!
— Товарищ прапорщик! — срывающимся голосом воскликнул Роман.
— Неужели Завгородний? — Антипов, высокий, угловатый, с волевым лицом, спрыгнул с коня и порывисто обнял Романа, у которого в уголках глаз уже блестели слезы. — Вот так встреча, товарищ георгиевский кавалер! — он еще раз стиснул Романа.
— Где командир у вас?
Роман кивнул на подбежавшего Мефодьева. Антипов, щелкнув каблуками, отрапортовал:
— Сводный отряд красных партизан Устьянской и Тиминской волостей в составе двухсот тридцати штыков и пятидесяти сабель с четырьмя пулеметами прибыл для соединения с вашим отрядом, — он говорил, и его черные густые брови то поднимались, то опускались.
— Хорошо! Будем воевать вместе! — загорелся Мефодьев. Ему тоже хотелось обнять Антипова, но он старался быть серьезным и деловитым, как положено командиру. Лишь улыбчиво подбоченился и вдруг шлепнул себя ладошкой по затылку, будто выходил плясать.
Пленных разоружили и отпустили по домам. Некогда разбираться с ними: кто взят по мобилизации, кто добровольно. Пусть только не попадаются в другой раз — пощады не будет.
К Мефодьеву подвели трех офицеров, в том числе и начальника галчихинской милиции Качанова.