Выбрать главу

— Что ни богатей, то контра. Их жалеть нечего, — весело подбадривал сбоку Мирон.

Рассвело. В голубеющем небе засеребрились пушистые облака.

Ефим осадил коня и, привстав в стременах, оглянулся. Колонна растянулась по хлюпкой дороге. К нему вплотную подъехал Костя Воронов с черным от злости лицом. Вместо сапога на правой ноге у Кости была холщовая торба, опутанная вожжами.

— Душу вышибу! Мозги набекрень заверну! — все еще горячился он.

На виду у села остановились в колке. Мефодьев послал вперед Банкина и Воронова. В ожидании их люди сбились в кучу, задымили махоркой. Кто-то вспомнил вчерашнюю промашку Волошенко, и пошли скалить зубы.

— Я себе другую манерку реквизирую — стеклянную с сургучовой печатью, да чтоб в нее в аккурат десять сороковок влазило, — отвечал Семен, раскачиваясь в седле.

— Лопнешь!

— А я пить не буду. Тебе отдам. Я кофей уважаю с леденцами, как благородные. Опрокину, значит, бокальчик и в театру иду, где голые бабы пляшут! Да!

— Бей его, братцы! Он буржуй! Колчаков министер! — с нарочитой лихостью шумели мужики.

Со всех сторон к Воскресенке тянулись подводы. Вели лошадей, коров. А вон на мост взлетела тройка, качнулся ходок на рессорах. Сразу видно: купец едет. И вроде как баба с ним.

— Глянь-ка, Семен, не твоя ли зазноба на ярмарку подалась? Расфуфыренная, помадой пахнет. Грудя наголе.

— Моя! С другим спуталась, язва!.. — залихватски присвистнул, вытаращив глаза.

Разведка вернулась с добрыми вестями. В селе белых нет. А ярмарка, как в сказке. Ни проехать, ни пройти — столько товару наворочено.

Засверкала степь многочисленными в эту пору года озерами, зазвенела радостными песнями жаворонков. В воздухе погустел настой полыни и богородской травы. Эх, до чего ж хорошо пахнут весенние рассветы. Аж голова идет кругом!

В село въехали на рысях. Рассыпавшись в цепь, окружили площадь. Несмотря на ранний час, она гудела, переливалась, рябила в глазах. Партизан как будто никто и не заметил. Все шло своим чередом. Расторопные приказчики выбрасывали на прилавки тяжелые куски мануфактуры, вешали изюм, орехи, коврижку. Бабы полузгивали семечки. Мужики щупали лошадей.

В центре площади, позванивая колокольцами, кружилась карусель. Маленький, похожий на мячик, зазывала прыгал на помосте:

— Милости просим, господа! За рубль — увлекательная прогулка по воздуху! Но карусель не только забава. Известным в Сибири доктором Малининым она рекомендовала всем без исключения как укрепляющее средство. Заботьтесь о своем здоровье! Милости просим, господа!

По соседству с каруселью заезжие фокусники в цилиндрах пускали изо рта огонь и кололи дрова на волосатой груди своего товарища-верзилы. После каждого удара колуном силач крякал и растягивал в улыбке вывернутые губы.

А у одной из палаток шустрый приказчик волтузил воришку — тощего и грязного цыганенка лет двенадцати. Бил наотмашь по спине, по ребрам, по золотушной голове. Цыганенок сучил ногами, визжал, просил о помощи. Но люди молча топтались вокруг, наблюдая за расправой.

Мефодьев плечом раздвинул толпу и схватил приказчика за руку:

— Не трожь, стерва!

— А тебе чего надо? — приказчик рванулся, стремясь высвободиться. — Он залез в карман… Пусти!

— Не трожь парнишку! — уже спокойнее сказал Мефодьев и поднял цыганенка. Тот всхлипывал, отплевываясь кровью. В глазах еще метался ужас.

— Граждане! Он воришку защищает! — крикнул приказчик.

— Сам ты воришка со своим хозяином! Народ грабите! — вдруг побагровел Мефодьев и рванул из кармана наган. — Именем революции приказываю сбавить наполовину цены!

— Именем революции!.. — донеслось от других палаток и прилавков, где по примеру командира распоряжались бойцы.

— Люди! Берите что кому по душе! Цены самые низкие! — покрыл все выкрики разливистый голос Мефодьева.

Народ, гогоча и повизгивая, хлынул к торговым рядам. Но понятливые купцы поспешно прятали товары под прилавки, свертывали торговлю.

— Нет, так не пойдет! Сами продавать будем! Становись, ребята, за прилавки! — закричал Мефодьев и через плечо бросил Косте Воронову: — С площади не выпускать никого!

— Продаю бесплатно! По три аршина на человека, — бойко отмеривал сатин Мирон. — А кто победнее, тому и по пять. Почтенный покупатель дороже денег! Подходи!

— Разбой! — гаркнул купец с золотой цепочкой на жилетке, но ему тут же заткнули глотку.

И пошла кутерьма. Под яростным напором толпы качнулись и рухнули палатки, затрещали ветхие прилавки. Кто-то выматерился, кого-то стоптали, кому-то съездили по зубам.