— Пороли? За что?
Мужик бесшабашно махнул рукой. Стоит ли, мол, говорить о таких пустяках. Ну, выпороли, зажило и всему конец.
— Все-таки, за что?
— Ах, — снова отмахнулся мужик. — Старшой сын от мобилизации бегал, прихватили его дома. Сына, значит, в армию, а меня на скамейку.
Рязанов поужинал и пошел спать на улицу. Хозяин проводил его под навес, где на телеге лежала добрая копна сена.
— Тут и располагайся, — сказал он. — Да, не взыщи, разбужу рано. Собираюсь ехать за лесом. А тебе-то куда?
— К реке, где тут можно переправиться?
— Подвезу, — пообещал мужик, собираясь уйти.
— Говорят, где-то неподалеку от вас крестьяне против Колчака восстали.
— Не слышал такого.
— В Галчихинской волости.
— Так это далеко от нашей деревни, больше сотни верст.
— Отряд у них, с милицией и карателями воюют.
Мужик тяжело вздохнул:
— Нам-то что! Коли делать нечего, пусть воюют, — и подался в избу.
На рассвете Рязанов проснулся. Первым, что он услышал, был негромкий, немного растерянный голос хозяина, доносившийся из сеней.
— Да не вой ты! Поди, не насовсем еду. Вернусь.
— Как знать, — плаксиво тянула жена.
— Пусти. Пойду будить учителя да запрягать коня. По холодку веселее ехать… Коли в чем нехватка будет, иди к братухе. Обещал помогать.
Когда телега выкатила за ворота, баба подбежала к плетню и заголосила. Мужик подстегнул серого шустрого коня — и тот побежал рысью.
За деревней пошли пойменные выкошенные луга. А с полверсты впереди, отражая восход солнца, радугой поблескивала большая река.
— Чего она ревела? — спросил Рязанов, кивнув в сторону села.
— Дура-баба… Еду, почитай, на месячишко. Туда-сюда, да еще в лесу жечь уголь подрядились. А время-то нонче лихое. Могут ни за понюх табаку ухлопать. Вот и ревет. Дура-баба!.. А третьего дня задавал я Серку корм. Известным делом, Серко меня и обнюхал, привычка у него такая есть. Так баба уревелась вся. Говорит, ежели конь хозяина нюхает — убиту быть. Примета, дескать, такая. Однако Серко вот уже десятый год тычется в меня мордой, а живу, слава богу.
Мужик замолчал. Дорога пошла вдоль поросшего мелким ивняком берега, потом вдруг круто отвернула. Подвода остановилась:
— Ну, мне сюда, — сказал мужик. — А ты, учитель, пройдешь вон до тех осокорей, там бакенщик живет, он тебя и переплавит. Старик добрый.
Рязанов соскользнул с телеги. Поблагодарил возницу, достал из кармана деньги:
— Возьми вот, пригодятся.
— Не надо, — ответил мужик, но тут же передумал. — Давай уж. Может, и вправду что придется купить.
Бакенщик ставил сети в забоке рядом со своей избушкой. Рязанов позвал его. Договорились о плате за перевоз.
Геннадий Евгеньевич прыгнул в лодку, и она, легко покачиваясь на волне, отчалила. Старик приналег на весла, забирая против течения. Заплескалась о тонкие высокие борта зеленоватая вода.
Вдруг их резко окликнули с берега. Рязанов повернулся и увидел у осокорей двух всадников. Милиция!..
— Возвращайтесь! — крикнул один из них, вскидывая винтовку.
— Что за человек? — спросил другой.
— Учитель. Домой иду, — Рязанов приподнял над бортом лодки узелок и сапоги.
Всадники что-то сказали друг другу и разрешили плыть дальше. Бакенщик понимающе ухмыльнулся.
— Мадьяр ищут, — проговорил он. — С неделю как по нашим местам прошел отряд мадьярский, который супротив Колчака. Так милиция обеспокоилась. По выговору тебя поняли, что не мадьяр, потому и отпустили. Вот какая штука.
Роман со своим взводом вернулся в Сосновку. Он подробно рассказал о поездке начальнику штаба Антипову. Тот слушал внимательно, временами переспрашивал и делал пометки на самодельной карте. Особенно заинтересовался Антипов карательным отрядом. Роман в точности передал слова допрошенного на заимке мальчишки.
— Не нравится мне, что под боком у нас такой отряд, — говорил Антипов, задумчиво кусая кончик карандаша. — Похоже на то, что армию хотят окружить. Перебежчики, которых ты прислал в штаб, сообщают о подготовке к наступлению в отряде Мансурова. Это и понятно. В покое нас не оставят.
— Бондарь и Верба под арестом? — настороженно спросил Роман, который в душе почему-то не доверял перебежчикам.
— Нет, зачислили их во взвод к Волошенко. Ну, и, понятно, присматриваем за ними. Разрисовали-то Бондаря здорово! Он у нас теперь за главного агитатора. Бойцы наглядно убеждаются, как сладко служить у беляков. — Антипов встал и прошелся по комнате, поглаживая ладошкой выбритые щеки. — А под Сидоровку мы пошлем усиленный патруль. Полагаться на одни дружины нельзя.