— Изверги! Злодеи!
И Семен Кузьмич ничего не знал о Нюрке. Среди арестованных на сборне ее не было. Это абсолютно верно.
Только Гаврила рассказал, что случилось с Нюркой. Ее увезли каратели. Одна надежда, что там служит Пантелей Михеев. Поди, вступится за родную дочь. А жалко девку! До полусмерти избили ее атаманцы.
Печальным, разбитым приехал домой Роман. А здесь — непонятное. У ворот — подводы с хлебом, по улице бродят коровы Завгородних. Из калитки вынырнул Демка, весело заговорил:
— Помогай, Рома, подушки да шубы таскать! Дядька Захар вам привез. Ох, и упарился я, подводы грузивши!
Роман пробежал во двор. Что все это значит?
— У него спроси, — кивнула Домна на сникшего у крыльца Захара Федосеевича.
Мельник заблудил подслеповатыми глазами и, выбросив перед собой клешни рук, затараторил:
— Горе нам, горе! Атаманцы, иродово семя, заставляли меня взять на хранение хозяйство ваше. Отнекивался я, да чуть, не убили. Ой, чуть не убили! Так-так… Злодейство умыслили они. Злодейство! А мне ничего энтого не требоваится. Атаманцы из села, а я к вам. Моченьки моей нетути!
Домна сердито сплюнула и подалась в дом.
— Брешет дядька Захар, — протянул Демка. — За коней он все забрал. Сам забрал! Сам!
Рука Романа скользнула к нагану. Уловив это движение, мельник упал на колени, застучал зубами.
— Душу не губи, Романушка!.. Я тебе все свое отдам! Не губи! Век буду бога молить… Ить и разобраться следоваит. Поклеп возводит Демка! Поклеп!
Роман брезгливо отвернулся.
— Ты, Рома, стреляй! Я похороню дядьку Захара. Стреляй! — уговаривал его Демка, тараща глаза.
Назавтра хоронили погибших партизан. У кладбища и на площади собрались тысячи людей. Многие пришли с иконами. Ревели бабы. С трудом сдерживали слезы парни и мужики. Мефодьев держал речь. Она была короткой.
— Наши товарищи сложили головы за святое дело. Не забудем же этого никогда!
Отсалютовали несколькими выстрелами. Затем Петруха объявил сходку.
Из соседних домов вынесли на площадь столы, стулья, скамейки, сдвинули и накрыли столы скатертями. Покровчане и бойцы дивились: к чему бы это? Уж не угостит ли Петруха самогоном на поминках? Перебрасывались замечаниями:
— Комиссар-то что-то колдует!
— Нет, он с Антиповым говорит!
— Неуж плясать на столах станут?
— В сапогах на скатерти? Тоже ляпнул!
— Зачем — в сапогах. Можно и босиком.
— А уж из босого какой плясун. Да и не у каждого ноги сапогов почище.
За столами уселись члены штаба и с ними кузнец Гаврила.
— Они чай пить будут, а мы смотреть.
— Не чай — кохвей али водку! Чичас им Тишка поднесет по чарке.
Петруха поднял руку, призывая к тишине. Но люди успокоились не сразу. Долго еще по площади ходил говорок.
— Революционное собрание граждан села Покровского совместно с партизанской армией можно считать открытым, — торжественно произнес Гаврила.
— Повыше встань!
— Говори громче. Не слышно!
— К нам за стол приглашаются отцы и матери погибших партизан и, кроме того, Елисей Гаврин, Макар и Домна Завгородние, Капитолина Делянкина, Аграфена Михеева. Пропустите названных граждан! — кричал Гаврила.
Народ заволновался. По какому такому случаю приглашают? Почему других никого не зовут? Загалдели, шарахаясь по сторонам.
Первой вытолкнули к столам Капитолину Делянкину. Растерянная, она не знала, что ей говорить, что делать.
— Садись, Капитолина, — пригласил Гаврила. — Где ж остальные?
— Аграфена идти не желает. Из-за мужика своего боится смотреть людям в глаза.
— Как не желает! Мир требует, значит, должна!
Наконец, собрали всех. Макар Артемьевич и Домна сели с краю по соседству с Петрухой Горбанем. Они были тоже смущены. Домна выругала себя в душе, что осталась на сходке.
Кузнец Гаврила дал слово главнокомандующему армией. Мефодьев снял фуражку, пригладил пятерней волосы и начал:
— Вчера мы разбили три отряда белых. Взяли у них десять пулеметов, больше трехсот винтовок, много сабель, а сколько патронов — еще не сосчитали!
Площадь одобрительно заревела. Выждав с минуту, Мефодьев продолжал:
— Так кто мы теперь есть, товарищи? Я так понимаю, что хватит нам стоять в обороне. Будем искать белых и бить без пощады, как они безоружных бьют да раненых. Никто не сломит нашу силу! К тому же мы скоро встретим российскую Красную Армию. Товарищи! Кто сидит перед вами? — Ефим широким жестом показал на приглашенных за стол.
— Известно кто! Тетка Завгородничиха да переселенец!
— Да еще жинка атаманца!