— Есть у меня на примете такие…
— Прекрасно, — сказал Григореску. — Садись за стол и составь список. — И протянул ему перо и лист бумаги.
Григореску встал, а Матус уселся в кресло графа Лоньяй и, время от времени задумчиво подымая голову, составил список и протянул его новому префекту. Тот взглянул и спросил Дэнкуша:
— Вы знаете их?
Дэнкуш пробежал список глазами и ответил:
— Почти всех. Это хорошие парни.
Григореску взял ручку и поверх неуклюжих строк Матуса каллиграфически начертал резолюцию и подписался: «Октавиан Григореску, префект». Потом поискал печать, дохнул на нее и энергично приложил к бумаге.
— Так, — произнес он, — теперь слушай внимательно. Исполняй все, что тебе прикажет прокурор Маня, он ведет следствие. Чтоб никто от тебя не улизнул. Найди их склады, конфискуй все и передай рабочему отделу снабжения. Целиком, понял?
Матус утвердительно кивнул головой, ожидая дальнейших распоряжений.
«Как все просто», — подумал Дэнкуш, глядя на них обоих. Он не чувствовал никакого огорчения от того, что больше не отвечает за все. Он любовался быстротой, с которой Григореску входил в исполнение своих новых обязанностей, его решимостью и хладнокровием. «Это и есть революция, — думал он. — Теперь я переживаю ту революцию, которой так желал, за которую боролся!» Может быть, он представлял себе ее как-то иначе, ближе к сегодняшнему стихийному возмущению горожан, к тому взрыву энергии и решительному протесту против унижения и беззаконий, что он видел на митинге, которым руководил. Но теперь он понял, что именно такова должна быть нынешняя форма революции — быстрые решения, принимаемые от имени государства, чей авторитет получил конкретное воплощение. Дэнкуш взял со стола бумагу, увидел сверху большие голубые буквы: «Королевство Румыния. Уездная префектура… Кабинет префекта» — и тут же почувствовал, как Матус тянет листок у него из рук.
— Здесь нет моего имени, — сказал Матус.
Префект красивым, каллиграфическим почерком занес в список его фамилию.
— Значит, теперь я полицейский! — воскликнул новый комиссар. — Легавый?
— Не оставлять же нам полицию в руках буржуазии! Мы еще с ума не сошли! Завтра получишь утверждение из министерства внутренних дел. А теперь беги и приведи ко мне прокурора и квестора.
Но в этом не было необходимости. Оба они уже находились в приемной.
— Думитру Рэдулеску, квестор, — представился начальник полиции и встал по стойке «смирно».
Его маленькие, глубоко посаженные, бегающие, как у всех трусов, глазки с опаской разглядывали нового префекта. Он сразу понял, что отделался от тяжелой ответственности и необходимости принимать решения. Теперь ему остается только докладывать, авторитет власти восстановлен, и все для него стало на свои места. Было кому подчиняться. Для робкого полицейского революция как раз и означала возврат к нормальному положению вещей, нарушенному его собственным назначением на должность начальника городской полиции под началом неавторитетного префекта. Он пережил худшие минуты своей жизни в тот день, когда сторожил Месешана, просидевшего под арестом два или три часа. Рэдулеску чувствовал себя как девица из пансиона, которую заставили сторожить тигра. Месешан изредка бросал на него взгляды из-под своих насупленных бровей, и у квестора кровь стыла в жилах. Получив приказ освободить Месешана, он стал извиняться. «Не гневайтесь на меня, господин Месешан», — молвил он, но тот, похлопав его по плечу, ответил: «Ничего! Служба службой, дружба дружбой!» Рэдулеску поздравлял себя с тем, что не передал сверхсекретную папку префекту Флореску. Теперь — иное дело, и он выпалил:
— Господин префект, у меня есть неопровержимые доказательства вины Месешана. Разрешите мне предъявить их.
Григореску пристально посмотрел на него и сказал:
— Почему же вы до сих пор молчали? Он же был вашим подчиненным.
— У меня еще не было всех улик и некому было их передать! У Месешана сильные покровители!
— Ладно. Несите скорей. А что с Месешаном?
— Он арестован, сидит под семью замками, — воскликнул Рэдулеску, хихикая, как ребенок, — в холодной, за решеткой, — и исчез за дверью.
— Что это за человек? — спросил Григореску Дэнкуша.
— Ни рыба ни мясо. Во всяком случае, безвредный. Месешан вертел им, как хотел.
— Он был здесь у вас пятой спицей в колесе, — сказал Григореску и, обратившись к прокурору Мане, выслушал его подробный и точный доклад.
— При расследовании положитесь на этого парня, это наш новый комиссар полиции. — Префект указал на Матуса.