— Да. Всех более или менее значительных.
Маня открыл ящик стола и вытащил оттуда несколько листов бумаги. Протянул их Паулю и сказал:
— Прошу вас написать все, что вы знаете. Таким образом вы облегчите свое положение.
— Не хочу ничего облегчать. Задача моя не в этом. Я ищу правосудия.
— Как вам угодно! Пишите правду, и только правду.
Пока Пауль корпел над листом бумаги и с трудом пытался составить первую фразу, Маня вышел из кабинета и позвонил префекту:
— Господин префект, ко мне явился странный свидетель, который в курсе всех дел банды и намерен рассказать все. В некотором роде советник Лумея Иона, а пожалуй, и сообщник.
— Струсил и хочет выпутаться? — спросил Григореску.
— Возможно. Но не очень-то старается спасти свою шкуру. Я обратил его внимание на то, что он оговаривает себя, а он ответил, что это не важно. Сидит сейчас и пишет показания.
— Вы думаете, у него угрызения совести?
Прокурор Маня не знал, что ответить. Поведение Пауля интересовало его в сугубо утилитарном плане. Все же, кажется, его мучают угрызения совести, он взял на себя защиту этой женщины и потрясен убийством Стробли. Но прокурор не посчитал это столь важным, чтобы сообщить префекту. Он лично не питал никаких чувств к этому странному адвокату, кроме легкого презрения, близкого к безразличию. Важно другое. И он ответил префекту:
— Это человек со странностями, хорошо известный в городе. Интеллигент из весьма влиятельной семьи, со многими связями. Этим можно воспользоваться.
— Уж не приятель ли он доктора Шулуциу? — вдруг оживился префект.
— Не знаю. Но из той же среды.
— Любопытно. Проверьте, не имел ли Карлик связи с реакционерами. Это пригодилось бы.
— Понятно. И если разрешите, я буду держать вас в курсе.
Прокурор Маня зашел в другой кабинет еще на полчаса, чтоб не беспокоить Пауля Дунку. Когда он вернулся, Пауль лихорадочно писал, заполняя лист за листом крупными заостренными буквами. Прокурор взял первый лист и прочел:
«Год назад, зайдя в тупик, я сблизился с Ионом Лумеем, прозванным Карликом. Он показался мне интересным как продукт эпохи человеком, совершенно лишенным предрассудков. Но это был дьявольски умный, откровенный хищник. Я видел, как создается преступная сеть, использующая голод, спекуляцию, лишения, неразбериху, а особенно — растерянность людей. Он очень нуждался в моих юридических познаниях, потому что презирал все законы. Он сумел подкупить префекта, полицию, которую контролировал с помощью старшего комиссара Месешана, не говоря уже о других учреждениях. Я присутствовал…»
— Прошу вас, — сказал прокурор Маня, — побольше конкретных фактов. Факты, места, имена. Только так вы можете помочь суду. Но мне хочется задать вам один вопрос: — Доктор Тибериу Шулуциу был связан с Карликом?
— Нет, это точно. Я вчера беседовал с Шулуциу и рассказал ему обо всем случившемся.
— И как он на это реагировал?
— Он посоветовал не вмешиваться, пусть события идут своим ходом.
— Прошу включить и это в ваши показания.
Пауль внимательно поглядел на прокурора. Он понял, в чем смысл этой просьбы, и сказал:
— Это интересует вас прежде всего?
— Нет. Но это одна из сторон дела. Вообще суд интересуется всем. — Прокурор почувствовал, что совершил тактическую ошибку, и тут же поправился: — Продолжайте, пишите самое важное.
С этой минуты показания Пауля стали более сухими, а беседа с Шулуциу была передана вкратце, в связи с личной попыткой найти моральное решение вопроса, касающегося убийства Стробли. Но дела Карлика, его методы были достаточно хорошо разъяснены на сорока страницах показаний. Прочитав все внимательно, прокурор Маня сначала решил задержать Пауля Дунку как явного соучастника. Но потом отказался от этой мысли: адвокат, конечно, не скроется, и он сможет привлечь его, когда ему вздумается, хотя, пожалуй, его лучше использовать как главного свидетеля обвинения — закон запрещает обвиняемым свидетельствовать друг против друга.
— Хорошо, господин Дунка. Благодарю вас. Вы свободны. Когда понадобитесь, я вас вызову.
Пауль ошеломленно молчал. Потом спросил:
— Мне хотелось бы задать вам один вопрос. Что произошло с Карликом?
— А вы не знали? Он покончил с собой накануне ареста, сегодня утром. Остальных бандитов задержали.
Пауль Дунка глубоко вздохнул. Не он спас женщину, не он добился правосудия. Ему захотелось смеяться, и он засмеялся, странно и продолжительно, подчиняясь своему актерскому инстинкту, который снова вернулся к нему после треволнений прошедших дней. Прокурор Маня даже не улыбнулся, не спросил, почему он смеется, только кивнул головой в знак прощания и отпустил его.