Филька Агафьин немного кривил душой. Болел он мало, а если иногда и не выходил на работу, то все знали, что лежит «после вчерашнего». А это с ним случалось. По своей бесшабашности он частенько сбивался с правильного курса, как говорили в РТС. Работать на тракторе в таких случаях приходилось сменщику по две, а иногда по три смены подряд. Фильку воспитывали, как могли, но результаты этого воспитания пока что были мизерные.
Причиной сегодняшнего гнева Фильки была опять-таки его беззаботность. Неделю назад, закончив ремонт «натика», он ни с того, ни с сего решил ехать в райцентр. Пашке Светикову, своему помощнику, наказал: «Перегони матчасть на ту сторону Дунайки. Пахать будем в вашей бригаде, а жить — у твоей матери. Ясно? То-то… А я отлучусь. Если спросят, то скажи, мол здоровьишко у Агафьина что-то того… Понимаешь?».
«Здоровьишко», конечно, было ни при чем. Пашка знал, что его старшо́й едет вставлять выбитые зубы. Золотые будут. Об этом Филька сам позавчера обмолвился, пересчитывая сотенные бумажки в потрепанном кошельке.
В райцентре Филька задержался. В первый день подпиливали зубы, во второй — снимали мерку, в третий день опять что-то подскабливали. Однажды, оправившись от тупой боли в скуле, он сердито заметил:
— Вы всегда из-за трех зубов целую неделю мурыжите человека?
Угреватый зубной техник, еще молодой, но лысый, как головка сыра, удивленно уставился на Агафьина:
— Запомните, молодой человек, красоту делают не какие-нибудь плотники. Зуб вставить — не гвоздь в доску вогнать. Да.
С этим доводом Филька не мог не согласиться. Он замолчал, решив терпеливо ждать.
— Полюбуйтесь, — вставив зубы, подал техник Фильке зеркало. — Зубки, что надо… Королевские. Можете теперь играть свадьбу. Меня пригласить, конечно, забудете.
Филька закрыл рот и ощутил в нем что-то лишнее, словно не зубы, а гайки от плуга держал за щекой.
— Это чувство пройдет через три дня, — обнадежил техник и крикнул:
— Следующий!
Из поликлиники Филька забежал в дом колхозника, вытащил из-под кровати вещевой мешок, закинул его за спину и быстро вышел на улицу.
Все дни, пока Филька был в райцентре, нещадно палило солнце. Снег с полей почти согнало. Дунайка вздулась, потемнела и с грохотом тронулась. Когда Агафьин подошел к ней, то по реке плыли огромные льдины, с каждой минутой ускоряя движение. Короткий мостик со всех сторон окружала вода, и он теперь казался крохотным островком. «Хорошо, что Пашка успел трактор перегнать», — подумал он и, выбрав льдину покрупней, вскочил на нее.
Перебирался на противоположный берег Филька около часу. Выжидал, когда льдина, на которой он стоял, соприкоснется с другой, потом прыгал на эту другую. Выбравшись на землю, вслух беззлобно выругался.
— Вот ведь паскудница! Летом напиться не найдешь, а теперь, я-те дам, как взыграла.
Свой трактор он заметил издали. «Натик» сиротливо стоял на задворках Пашкиного дома. Филька подошел к нему, не снимая вещевого мешка, заглянул под капот, залез в кабину, потрогал рычаги и по привычке взглянул в заднее окно… «А где же плуг? — мелькнула в его голове тревожная мысль. — Неужели…»
Так оно и оказалось. Пашка Светиков, всю жизнь мечтавший самостоятельно повести трактор, забыл прицепить плуг, стоявший за углом сарая. Да и как было не забыть его, если он, на виду у всего девического населения деревни, сам, без чьей-либо помощи сдвинул металлическую громадину с места. И хотя до Дорофейки было не более двух километров, оделся так, словно собрался в дальний поход. Прожженный в двух местах ватник подпоясал оставшимся после отца широким солдатским ремнем, туго застегнул под круглым подбородком подаренный Филькой танкошлем… А там, в родной деревне, встретит его усталая мать, всплеснет руками…
Свою непоправимую вину Пашка осознал только теперь, испуганно следя за отмытым от нигрола и сажи Филькиным кулаком.
— Без плуга мы здесь лишние! Понял? Трактор без пользы проторчит весь сев. Когда Дунайка-то спадет? К концу весны. Это тебе не какой-нибудь пароконный плужишко, который в лодке переправишь… Тюря ты с мутным квасом…
— Так его же не было рядом с трактором… Вот и забыл.
— Помнить надо!..
— Послушай, Филипп, кулаком да глоткой ошибку не исправишь, — вдруг раздался за спиной тракториста голос бригадира-полевода Степана Волкова, крепко сколоченного рябоватого мужчины. — Стоял я тут за углом и слушал твое художественное чтение. До чего ж, думаю, у парня язык натренирован. А ты вникни, кто тут виноват и как выйти из этой истории.