Август никогда не читал и не встречал такой страстности в слоге, а начитан он уже был к этому времени предостаточно. Во втором письме она раскаивалась, что осмелилась написать первой и первой переступить через все законы и запреты, правила и приличия и объясниться в любви, будучи девушкой. И что ее на этот шаг толкнуло отчаяние. Но, писала она, ее чувства гораздо сильней и стихийней, гораздо глубже и безумней, чем все правила, приличия и представления. Она просила простить ее, не судить строго и позволить лишь изредка, когда она совсем не сможет справляться со своими чувствами, писать ему. И предавать свои эмоции и волнения бумаге. Внизу без прощания стояло лишь одно имя — «Бэла».
Он не думал, что имя настоящее. Август убрал письма в папин кожаный портфель, который носил, и задумался. По некоторым деталям было ясно, что она училась с ним в одном институте, иначе у нее не было бы столько времени наблюдать за ним. Но в заведении, в котором находилось около тысячи человек, половина из них девушки, определить ее было невозможно. Даже при помощи его всемогущих друзей. Да он бы и не попросил, это значило бы открыть тайну таинственной незнакомки. Несмотря на это, Августу захотелось взглянуть на нее хотя бы издали. Только раз. Его поразили высокий эпистолярный слог и ее страстная любовь.
Письма стали приходить по два в неделю, как минимум на шести листах, исписанных красивым, старательным почерком. О, она была умна, тонка и наблюдательна. Из писем скаладывалось впечатление, что у нее была возможность наблюдать за ним почти каждый день, кроме воскресенья. И этот день был днем ее траура, когда она не видела Августа. На его курсе и в группе не было ни одной Бэлы, хотя это мог быть, и скорее всего был, псевдоним. Прекрасно известный всем, кто знаком с творчеством Михаила Юрьевича Лермонтова. В посланиях не было ни одной ошибки, из чего Флан предположил, что она учится либо на факультете иностранных языков, либо на русском.
Его слегка интриговала и интересовала внешность загадочной поклонницы, как интересовали и интриговали ее письма с подробным описанием Августа и его действий. И все в превосходной степени!
Дама, разглядывающая Августа, продолжала это делать, но теперь это было реже — может, раз-два в неделю. Складывалось впечатление, что она устает смотреть на него без всякого продолжения.
Заниматься приходилось во вторую смену, до семи вечера. Темнело рано, снег превращался в мокрый дождь, дождь превращался в мокрый снег. В природе все было взаимообусловлено. Было отчего-то тревожно на душе. Никуда не хотелось выходить из дома, и Август сидел все время и читал: от Есенина до Чехова, от Паустовского до Тургенева, от Достоевского до Лермонтова. Лермонтов был его любимым писателем, а «Герой нашего времени» — любимым произведением.
В субботу, возвращаясь из института очень поздно (Август еще играл в экспериментальном театре), он увидел перед собой стройную фигуру и ноги с легкой, изящной кривизной. Становящиеся сексуальными еще больше — от облегающих их икры лайковых сапог.
Приблизившись и почти поравнявшись, он узнал высокую прическу с газовым платком. Она вздрогнула, когда их взгляды встретились. Август замер лишь на секунду.
— Мне показалось, и простите, если это не так, что вы довольно часто смотрите на меня. Вы хотели что-то спросить или сказать?
— Нет, ничего, — едва промолвила она, пытаясь ускорить шаг.
— Но вы все-таки смотрите на меня уже достаточно давно, — продолжал Август.
— Вам показалось. Простите, если это вас раздражает. Больше этого не повторится.
— Меня зовут Август.
— Я знаю ваше имя — давно, — почти прошептала она.
— А как вас зовут?
— Я не могу… тогда все станет ясно, — как будто говоря сама с собой, пролепетала она.
— Что ясно, кому ясно, я ничего не понимаю.
— Нам нельзя разговаривать, извините, я спешу.
— Кто вам это сказал, почему нельзя? — остановился Август и нечаянно взял ее за руку, чтобы остановить ее бег.
И в ту же секунду он почувствовал, как все ее тело пробила судорога, которое вдруг ослабло, словно сломавшись в его руке.
— Пощадите меня, — взмолилась она. — Хорошо, раз вы этого хотите. Я не могу вам отказывать ни в чем… Вы для меня превыше законов. Меня зовут Бэла, — почти трагически прошептала она.
Август впервые смотрел в глаза безумной, глубоководной необыкновенной любви. Август внимательно разглядывал ее лицо под светом, падающим от ближайшего фонаря.