Но покровители этого не понимают; они рассматривают факты с другой стороны и приходят к противоположным выводам: «Все равно, мало даешь — из-за денег „таскается“, много даешь — с жиру бесится».
В результате получается нечто безобразное и неестественное. Люди, в сущности, ничем не связаны, сожительствуют по добровольному согласию, а между тем, без скандала не обходится почти ни одного дня: брань и вообще словесные перепалки обязательны ежедневно, а драки один-два раза в неделю. Такое «сожительство» повело даже к тому, что квартирохозяева неохотно пускают содержанок и всегда набавляют цену на комнату, вперед зная, что придется считаться с бранью и с потасовками.
Только сравнительно немногие устраивают жизнь своих содержанок сносно.
Масса же, в особенности мелкие буржуа, относятся к своим «дамам сердца» именно так, как описано выше. Благодаря этому, между домами терпимости и кадрами содержанок существует живая связь. Выйдет девушка из «дома» на содержание, поживет немного и опять возвращается. Или же попадет девушка на содержание, поживет, пока есть терпение, а потом, смотришь, она или в «одиночки» записалась, или же поступила в дом. Так что сегодня она одиночка, завтра содержанка, послезавтра — пансионерка «дома».
Одиночки
Жизнь одиночки, пожалуй, несколько сноснее, меньше зависимости, — но зато и менее обеспечена.
В особенности тяжелым бременем ложится на одиночку расход на квартиру и плата доктору за освидетельствование. За квартиру с хлебами с проститутки меньше 30 рублей не возьмут. Эту сумму нужно платить единовременно и за месяц вперед, что уже одно чрезвычайно тягостно, так как заработок получается поденно (повизитно), так что на квартиру нужно копить. Но кроме этого, освидетельствование производится два раза в неделю и каждый раз доктору нужно платить в некоторых городах до 5 р. за каждое освидетельствование, что тоже составит крупный расход. Прибавьте к этому расходы на туалет и на «особую чистоту» и окажется, что нужно заработать чуть ли не 100 рублей в месяц, или не менее трех рублей в день. Дурная погода, летний разъезд, театральная новинка, — часто прерывают заработок на несколько дней и этого достаточно, чтобы расстроить все расчеты одиночки. Пришел понедельник, нужно идти к доктору, а денег нет. На другой, на третий день она уже в участке, а оттуда волей-неволей должна поступать в дом, откуда она уже не скоро вырвется, так как тотчас закабаляется долгом.
К числу одиночек нужно отнести также и так называемые тайные притоны, самое вредное учреждение по своей организации. Эти притоны обыкновенно содержатся сомнительными личностями, которым никак уже не удается получить разрешение на открытие «дома»; чтобы обойти закон, они снимают квартиру с массой отдельных комнат и набирают впавших в нужду одиночек под видом нахлебниц. Таким образом, они снимают с себя всякую ответственность. Их пансионерки в полиции числятся, как одиночки, и отвечают за себя сами. Содержатель притона ни за что не отвечает, он только квартирохозяин, не больше.
В действительности отношения его к пансионеркам ничем не разнятся от отношений в «официальных» домах. Он так же получает деньги с гостей, продает им напитки, следит за порядком, назначает ту или иную девушку к «гостю» и вообще ведет все дело.
Обращение с девушками в этих притонах самое возмутительное, их бьют плетью за малейшую провинность или даже совсем без вины, только потому, что содержатель притона не в духе или «с похмелья». А жаловаться некому, так как никаких регламентированных отношений девушки к содержателю дома нет, она только квартирантка и, как таковая, должна искать свою обиду в суде, чего, кажется, еще не бывало за все время существования проституции.
Малолетние в притонах
Такое безответственное положение содержателя тайного притона дает ему возможность не соблюдать законов о малолетних: он ведь только сдает комнату, не больше.
Из практики одного «Общества защиты несчастных женщин» известен такой случай. К обществу обратилась за покровительством из больницы девочка 15 лет. В больнице она числилась, как поступившая из дома терпимости, где она прожила до поступления в больницу около года. Значит, в дом она поступила всего 14 лет, что законом не позволяется. В «обществе» возник вопрос о привлечении содержателей дома к уголовной ответственности. Но, когда навели справки в полиции, то оказалось, что она «одиночка» и жила не в доме терпимости, а в «пансионе» для одиночек. «Пансион» же этот не что иное, как тайный притон, содержимый весьма темной личностью. Малолетние в таких притонах не редкость, но все они числятся одиночками и, таким образом, избавляют своего хозяина от всякой ответственности, о чем сами и не подозревают. Напротив, все они думают, что между ними и хозяином существуют обязательные отношения, что они должны «слушаться» его во всем, — и, конечно, слушаются, в противном случае их приводят к повиновению плетью. В существовании этих обязательных отношений они не сомневаются не только потому, что их в этом уверяет сам «хозяин», но и, главным образом, потому, что притон посещается агентами полиции, которые со всеми требованиями и распоряжениями обращаются к «хозяину», а не к каждой жиличке в отдельности.