Это отношение духаи жизни,которое мы только что описали, игнорируется и упускается из виду целой группой философских представлений о человеке. Кратко охарактеризуем здесь прежде всего те теории человека, которые можно назвать «натуралистическими».Можно различить дваосновных вида этих теорий: односторонне формально-механистическоепонимание человеческого поведения и односторонне виталистическое.
Формально-механистическое представление об отношении духа и жизни, в первую очередь, упускает из вида своеобразие категории «жизнь»,а потомунеправильно понимает и дух. Оно выступает в европейской истории опять-таки в двухформах. Первая форма восходит к
[84]
древности, к учениям Демокрита, Эпикура и Лукреция Кара, свое законченное выражение она нашла, пожалуй, в книге Ламетри „L'homme machine" *. Как говорит уже само название книги, здесь предпринята попытка свести психические явления, не отделяя их от духовного начали, к сопутствующим явлениям физико-химических закономерностей, господствующих в организме. Другая форма формально-механистического представления развита с наибольшей отчетливостью в английском сенсуализме,законченное ее выражение дано в «Трактате о человеческой природе» Дэвида Юма. В последнее время ближе всего к такому пониманию человека подошел Эрнст Мах, представивший Я как узловую точку, в которой особенно плотно связаны сенсуальные элементы мира. В обоихучениях формально механистический принцип заострен до предела, с тем лишь различием, что в одном случае процессы ощущений должны пониматься, исходя из процессов, протекающих согласно принципам физикалистской механики, в то время как в другом случае основные понятия неорганического естествознания выводятся из чувственных дат ощущений как последнихданностей и из законов ассоциации представлений (включая все понятия субстанции и причины). Ошибка обоих типов механистической теории состоит в том, что здесь упускается из вида сущность жизнив ее своеобразии и специфической закономерности.
Вторая разновидность натуралистической теории, виталистическая,в противоположность первой делает категорию «жизни»изначальной категорией целостногопонимания человека, а тем самым и духа,— она переоценивает объяснительную силу принципа жизни. Согласно этой теории, человеческий дух в конечном счете можно понять, исходя из жизненных влечений человека, как поздний «продукт» их развития. Так, англо-американский прагматизм, сначала Пирс, затем Уильям Джеймс, Ф. К. Шиллер и Дьюи, выводит формы и законы мышления из наличных форм человеческого труда(homo faber). Так, с другой стороны, Ницшев своей «Воле к власти» стремится объяснить формы мышления как необходимые жизненно важные функции, исходя из присущего жизни влеченияк власти; несколько иным образом за ним тут
[85]
последовал Ханс Файхингер *. Обозревая всю совокупность относящихся сюда представлений, можно выделить опять-таки три разновидностиэтой натуралистически-ви-талистической идеи человека, в зависимости от того, считают ли исследователи первичной и ведущей системой влечений человеческой жизни вообще систему влечений к пище,систему влечений к размножению и половых влечений,или, наконец, систему влечений к власти.«Человек есть то, что он ест», грубо заявил Фогт. Несравнимо более глубоко, переработав гегелевское учение об истории, аналогичные взгляды развивал в особенности Карл Маркс,согласно которому не столько человек творит историю, сколько история все время по-разному формирует человека, в первую очередь, история хозяйства,история «материальных производственных отношений». Согласно этому представлению, духовнымсозданиям искусства, науки, философии, права и т. д. вообще несвойственна собственная внутренняя логика и непрерывность. Эта непрерывность и подлинная каузальность полностью отданы процессу развития форм хозяйства; согласно Марксу, каждая сложившаяся историческая форма хозяйства имеет следствием своеобразный духовный мир в качестве известной «надстройки» * *. Понимание человека как существа, изначально одержимого стремлением к власти и значимости,исторически исходило прежде всего от Маккиавелли,Томаса Гоббсаи великих политиков абсолютного государства, а в настоящее время нашло продолжение в учении о власти Фридриха Ницшеи (в большей мере с медицинской точки зрения) в учении Альфреда Адлера опримате стремления к значимости.Третье возможное понимание рассматривает духовную жизнь как формусублимированного либидо,как ее символику и хрупкую надстройку, тем самым и вся человеческая культура и ее порождения рассматриваются как продукт вытесненного и сублимированного либидо. Если уже Шо-пенгауэр называл половую любовь «фокусом воли к жизни», не впадая при этом полностью в натурализм,— в этом ему препятствовала его отрицательнаятеория человека,— то раннийФрейд, еще не допуская самостоя-
[86]
тельного влечения к смерти, развил это представление о человеке до крайних следствий *.
Мы должны полностью отвергнуть все эти натуралистические учения, будь то механистического или виталистического типа. Правда, «виталистическому» типу натуралистического понимания человека принадлежит высокая заслуга осознания того, что творческую мощь в подлинном смысле составляет в человеке не то, что мы называем духом(и высшими формами сознания), но темные подсознательные силы влечениядуши, и что судьбакак отдельного человека, так и группы зависит прежде всего от непрерывности этих процессов и их символических образных коррелятов,— подобно тому как и темный миф не столько является продуктом истории, сколько, напротив, именно онво многом определяет ходистории народов. Однако всеэти теории заблуждались в том, что хотели вывести из сил влечения не только деятельность,обретение духом, его идеямии ценностями силы, но и сами эти идеи в их содержательномсмысловом составе, далее, законы,духа и его внутренний рост 33. Если заблуждение европейского идеализма«классической» теории с его мощной переоценкой духа помешало воспринять ту глубокую истину Спинозы, что разум не способен управлять страстями, если только он — в силу сублимации, как мы назвали бы это сегодня,— сам не становится страстью, —то так называемые натуралисты,со своей стороны, совершенно игнорировали первичность и самостоятельность духа.
В противоположность всем этим теориям один новейший писатель, своевольный, но не лишенный глубины, попытался понять человека (сходно с тем, как это делаем мы * *), прежде всего в двух несводимыхни к чему категориях «жизнь и дух» — я имею в виду Людвига Клагеса 34 Именно он прежде всего дал в Германии философскую основу той панромантической манере мыслитьо сущности человека, которую мы встречаем ныне у многих ученых в самых разных науках, например, у Даке,
[87]
Фробениуса, Юнга, Принцхорна, Т. Лессинга * 35, в известном смысле и у Шпенглера. Своеобразие этого подхода, который я тут не разбираю подробно, состоит прежде всего в двух моментах; дух хотя и берется как нечто первичное, но полностью отождествляется,как у позитивистов и прагматистов, с интеллектом, и способностью выбора.Клагес непризнает, что дух первично не только опредмечивает, но и является усмотрением идейи сущностейна основе дереализации. Лишенныйтаким образом своего ядра и подлинной сущности дух затем полностью обесценивается у него. Согласно Клагесу, дух находится в состоянии изначальной борьбы,а нев отношении взаимо- дополнения,с жизнью и всем, что к ней относится, с простым автоматическим выражением лущенной жизни. Но в этом состоянии борьбы дух оказывается принципом,все более глубоко разрушающимжизнь и душу в ходе человеческой истории, так что в конечном счете человеческая история оказывается декадансоми даже прогрессирующим заболеванием жизни,раскрывающейся в человеке. Если бы Клагес был совершенно последовательным — а этого у него нет, так как он заставляет дух удивительным образом «вторгнуться» лишь послестановления человека на определенной ступени истории, так что истории Homo sapiens уже предшествует мощная предыстория, увиден- ' ная глазами Бахофена 36 , —так вот, будь он последовательным, он должен был бы поместить начало этой «трагедии жизни», каковая для него естьчеловек, уже в самый процесс становлениячеловека.