III
Если мы захотим еще детально уяснить себе особенность, своеобразие того, что мы называем «духом», то
[61]
лучше всего начать со специфически духовного акта, акта идеации.Это акт, полностью отличный от всякого технического интеллекта. Проблема интеллекта была бы, например, такая: у меня сейчас болит рука, как возникла эта боль, как ее снять? Соответственно, установить это должна была бы позитивная наука. Но ту же самую боль я могу рассматривать и как примертого чрезвычайно редкого и удивительного сущностногообстоятельства, что мир этот вообщезапятнан болью, злом и страданием. Тогда я спрошу иначе: что же такое, собственно, сама боль,помимо того, что она здесьи теперьу меня —и каким должно быть основание вещей, чтобы было возможно нечто подобное — «боль вообще»? Величественный пример такого идеирующего акта дает история обращения Будды. Принц видит одногобедняка, одногобольного, одногоумершего, до этого же во дворце отца он много лет был лишен отрицательных впечатлений; но он сразу постигает эти три случайных, «здесь-и-теперь-так-сущих» факта как простые примерыпостижимого в них сущностного свойства мира. Декарт на кусочке воска пытался понять, что такое essentia *тела. Это именно те вопросы, которые ставит себе дух как таковой. Самые впечатляющие примеры вопросов такого рода дает математика. Человек способен отделить троичность как «количество» трех вещей от этих вещей и оперировать с «числом» «три» как самостоятельным предметом согласно внутреннему закону порождения рядатаких предметов. Животное не способно ни на чтоподобное. Таким образом, идеацияозначает постижение сущностныхформ построения мира на одномпримере соответствующей сущностной сферы, независимо от числа совершаемых нами наблюденийи от индуктивных заключений. Знание, которое мы получаем таким образом, имеет силу в бесконечнойвсеобщости — для всехвозможных вещей этой сущности, совершенно независимо от наших случайных чувств и вида и меры их возбудимости * *. Знания, которые мы получаем таким образом, имеют силу за пределаминашего чувственного опыта. На школьном языке мы называем их „a priori".
[62]
Эти. знания о сущности выполняют двевесьма различные функции. Во-первых, они дают для всех позитивных наук высшие аксиомы,указывающие нам направлениеплодотворного наблюдения, индукции и дедукции посредством интеллекта и дискурсивного мышления. Но для философской метафизики, конечная цель которой — познание абсолютно сущего бытия, они образуют, по меткому слову Гегеля, «окна в абсолютное».Ибо не может быть сведена к конечным эмпирическим причинам ни одна подлинная сущность, находимая разумом в мире,— ни сама она, ни существование(«нечто») такой сущности. Она может быть приписана лишь одномусверхъединичному духу как атрибут сверхъединичного сущего Ens a se *. Эта способность к разделению существования и сущности составляет основной признак человеческого духа, который только и фундирует все остальные признаки.Для человека существенно не то, что он обладает знанием, как говорил уже Лейбниц, но то, что он обладает сущностьюa priori или способеновладеть ею. При этом не существует «постоянной» организации разума, как ее предполагал Кант: напротив, она принципиально подвержена историческому изменению. Постоянен только самразум как способность образовывать и формировать — посредством функциона-лизации таких сущностныхусмотрений — все новые формымышления и созерцания, любви и оценки.
Если мй захотим глубже проникнуть отсюда в сущность человека, то нужно представить себе строение актов,ведущих к акту идеации.Сознательно или бессознательно, человек пользуется техникой, которую можно назвать пробным устранением характера действительности.Животное целиком живет в конкретном и в действительности. Со всякой действительностью каждый раз связано место в пространстве и положение во времени, «теперь» и «здесь», а во-вторых, случайное так-бытие (So-sein), даваемое в каком-нибудь «аспекте» чувственным восприятием. Быть человеком — значит бросить мощное «нет» этомувиду действительности. Это знал Будда, говоря: прекрасно созерцатьвсякую вещь, но страшно бытьею. Это знал Платон, связывавший созерцание идей с отвращением души от чувственного содержания вещей и обращением ее в себя самое, чтобы найти «истоки» вещей. И то же самое имеет в виду Э. Гуссерль, связывающий
[63]
познание идей с «феноменологической редукцией», т. е.«зачеркиванием» или «заключением в скобки» (случайного) коэффициента существования вещей в мире, чтобы достигнуть их „essentia". Правда, в частностях я немогу согласиться с теорией этой редукции ó Гуссерля, но должен признать, что в ней имеется в виду тот самый акт, который, собственно, и определяет человеческий дух.
Если захотят узнать, как происходит этот акт редукции,то надо узнать, в чем. собственно, состоит наше переживание действительности. Нельзя указать на какое-нибудь особое ощущение (синий, твердый и т.д.), от которого возникало бы впечатление действительности. Восприятие, воспоминание, мышление и все возможные перцептивные акты немогут сообщить нам этого впечатления: то. что дают они,это всегда лишь так-бытие(So-sein) вещей, но не их тут-бытие (Da-sein). Тут-бытие дается нам в переживании сопротивленияуже освоенной сферы мира — сопротивление имеется лишь для нашего жизненного устремления,побуждаемого влечениями,для нашего центрального жизненного порыва.Изначальное переживание действительности как переживание «сопротивления мира» предшествует всякомусознанию, всемпредставлениям и восприятиям. Даже самое неотвязчивое чувственное восприятие никогда не бывает определено только раздражителем и нормальным процессом в нервной системе. Обязательно должно участвовать влечение,будь то желание или отвращение,— даже если речь идет о простейшем ощущении.И так как импульснашего жизненного порыва есть одно из необходимых условий всех возможных восприятий, то сопротивление, которое оказывают нашему жизненному порыву силовые центры и поля, лежащие в основе телесных образов окружающего мира (сами «чувственные образы» как раз совершенно недейственны),может переживаться уже на той временной стадии становящегосявозможного восприятия, на которой дело еще недошло до сознательного восприятия образа.Поэтому переживание реальности дано не послевсех наших «представлений» о мире, а предшествуетим. Что же означает тогда это. мощное «нет», о котором я говорил? Что значит дереализовать (entwirklichen) или «идеировать» мир? Это незначит, как думает Гуссерль, воздерживаться от суждения осуществовании; напротив, это означает попытку снять, аннигилировать сам момент реальности, целостное,нерасчлененное, властное впечатление реаль-
[64]
ности с его аффективным коррелятом — устранить тот «страхземного», который, как глубокомысленно замечает Шиллер, «уходит прочь» лишь «в тех сферах, где формы чистыеживут» 21 .Если тут-бытие есть «сопротивление», то этот в основе своей аскетическийакт дереализацй^может состоять лишь в снятии, в аннулировании именно того жизненногопорыва, относительно которогомир есть прежде всего «сопротивление» и который одновременно является условиемвсего чувственного восприятия случайного так-здесь-и-теперь. Но этот акт может совершить лишь бытие, называемое нами «духом». Толькодух в форме чистой «воли» может деактуализироватьтот центр чувственного порыва, который мы распознали как доступк действительному бытию действительного.
Таким образом, человек есть то живое существо, которое может (подавляя и вытесняя импульсы собственных влечений, отказываяим в питании образами восприятия и представлениями) относиться принципиально аскетическик своей жизни, вселяющей в него ужас. По сравнению с животным, которое всегда говорит «да» действительному бытию, даже если пугается и бежит, человек — это «тот, кто может сказать нет», «аскет жизни»,вечный протестантпротив всякой толькодействительности. Одновременно, по сравнению с животным, существование которого естьвоплощенное филистерство, человек — это вечный «Фауст»,bestia cupidissima rerurn novarum *, никогда не успокаивающийся на окружающей действительности, всегда стремящийся прорвать -пределысвоего здесь-и-теперь-так-бытия и «окружающего мира», в том числе и наличную действительность собственного Я. В этом смысле и 3. Фрейд в книге «По ту сторону принципа удовольствия» усматривает в человеке «вытеснителя влечений». И лишь потому, чтоон таков, человек может надстроитьнад миром своего восприятия идеальное царство мыслей, а, с другой стороны, именно благодаря этому во все большей мере доставлять живущему в нем духу дремлющую в вытесненных влечениях энергию,т. е. может сублимироватьэнергию своих влечений в духовную деятельность.