Впервые я прочувствовала негативные последствия от использования электронных устройств в начале 2000-х годов, работая с особо чувствительными пациентами. Это были дети с психическими расстройствами, осложненными психологической травмой. Некоторые из этих детей жили в детдомах, другие – в приемных семьях, а третьи были только приняты в новую семью. Независимо от общей картины все они имели ряд общих симптомов, обусловленных изменениями, которые происходят в мозге и теле, когда им приходится пережить психологическую травму повторно или сталкиваться с «психологическим триггером» от слова trigger (англ.) – спусковой крючок. В таком состоянии запускается стрессовая реакция «бей или беги». Для нее характерны излишняя эмоциональность, трудности в следовании за нитью разговора, скачки настроения от апатии до истерики и чрезмерная физиологическая возбудимость.
Регулярно наблюдая за этими чувствительными детьми в течение нескольких месяцев и лет, я обнаружила, что даже небольшое количество видеоигр вызывает ту же реакцию «бей или беги», которую мы пытались смягчить с помощью терапии и притупить с помощью лекарств. Я посоветовала родителям и персоналу детдома полностью запретить этим детям видеоигры. У этих ребят и так много проблем, так зачем же подливать масла в огонь? Несмотря на то что поначалу к совету не прислушались, когда игры все же убрали, самые явные симптомы довольно быстро исчезли. Один особенный случай произошел в интернатном лечебном учреждении, куда я ездила работать с детьми (и персоналом). Каждую неделю, когда собиралась терапевтическая бригада, на меня обрушивали все неприятные события прошедшей недели и заставляли менять лечение, чтобы изменить поведение детей. В каждом корпусе этого центра стояли игровые приставки, которые использовались в качестве поощрения за хорошее поведение. Мне часто приходилось слышать такие новости, как: «Джейкоб ударил Роберта, когда они вместе играли в видеоигры в субботу». Или: «Хоакин был единственным в корпусе, кто хорошо вел себя в среду, поэтому мы дали ему поиграть в приставку в качестве награды, но он очень разволновался и бросил стул». Я часто поражалась и спрашивала что-то вроде: «Почему у нас вообще есть приставки в корпусе?» Бо́льшую часть времени мои причитания оставались без внимания, но однажды пара сотрудников одного из корпусов подошли ко мне после еженедельного собрания и сказали, что они также подозревают, что проблема кроется в видеоиграх. Заведующие корпусов провели совещание и решили, что они хотят попробовать убрать приставки и посмотреть, поможет ли это в сохранении спокойствия детей. И действительно, через месяц количество «отчетов об инцидентах» (которые составлялись в серьезных случаях, таких как проявление агрессии) в тех корпусах, где убрали приставки, упало на треть. Интересно, что сотрудники также заметили, что дети довольно быстро перестали спрашивать об играх и сами пришли к более здоровому досугу. Несколько лет спустя один из сотрудников, который инициировал убрать приставки, связался со мной, чтобы спросить, продолжаю ли я просвещать людей о пользе своей терапии, и предложил написать мне рекомендацию. Разительное изменение поведения детей его корпуса оставило след в его памяти навсегда.
Еще одна группа пациентов, у которых я обнаружила чувствительность к видеоиграм на ранних стадиях, – это пациенты с тиками или синдромом Туретта[2]. У этих детей гиперактивные участки мозга вызывали непроизвольную двигательную активность. Обострение симптомов, вызванное видеоиграми, у этой группы пациентов было еще более явным. У некоторых из этих детей игра увеличивала общую частоту и продолжительность тиков, а у других тики усиливались всякий раз, когда ребенок играл в игры или просто пользовался компьютером. Как и в случае с травмированными пациентами, исключение видеоигр зачастую приносило значительное облегчение тиков, а иногда помогало вообще избежать приема лекарств. У всех этих детей игры лишь усугубляли психологические и неврологические симптомы, перегружая мозг и тело. Хотя мои первоначальные наблюдения и усилия были сосредоточены именно на видеоиграх, со временем стало понятно, что реакция «бей или беги» возникает при использовании и других девайсов, таких как ноутбуки и смартфоны. В конце концов я обнаружила, что эффекты от чрезмерного времени за электронными устройствами были заметны не только у детей с серьезными психическими расстройствами, но и у детей с типичными симптомами СДВГ. В конечном счете я поняла, что даже «простые» дети (без каких-либо диагнозов) могут подвергаться негативному влиянию игр, но не так ощутимо. Это значит, что в группе риска не только высокочувствительные дети, но потенциально любой ребенок. Чувствуя, что я на верном пути, я стала прописывать еще более строгое ограничение видеоигр, и это стало приносить все бо́льшие плоды. В то время как, возможно, меньшее число детей действительно «зависимы» от них, я наблюдала, как у подавляющего большинства детей проявлялись определенные симптомы, связанные с играми, – симптомы, поразительно похожие на воздействие амфетамина, – которые проходили после нескольких дней или недель полного отказа от игр. Я наблюдала за тем, что происходило до и после отказа от игр, который я назвала электронной диетой, отслеживая объективные показатели (такие как успеваемость или выполнение домашних заданий), и наблюдала, что происходило, когда родители неизбежно возвращали устройства детям в руки. Я обратила внимание на то, что нужно было сделать, чтобы убедить родителей в том, что «диета» сто́ит того, на их опасения по воплощению плана в жизнь и мой вклад в дело. Наблюдая за детьми в течение долгого времени, я узнала, какие методики срабатывают, а какие нет, и заметила, как быстро они развиваются, если отказаться от электронных устройств. Я также видела, как происходят срывы или появляются различные хитрости по возвращению девайсов в повседневную жизнь, но электронная диета – как процесс накопления денег – является непрерывным процессом. Важно отметить, что чем больше родители узнавали, как связаны время, проведенное детьми перед экраном, и их симптомы, тем большее участие они проявляли и быстрее справлялись с проблемами, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля. Когда я создавала онлайн-курс, основанный на моем опыте (в дальнейшем получивший название «Спасите мозг вашего ребенка»), я прочла десятки электронных писем от матерей по всему миру и также учла их опыт. Многие из матерей сказали, что они подозревали, что устройства могут быть причиной симптомов у их детей и что их проблемы были проигнорированы психиатрами и терапевтами. Общаясь с родителями, слушая их переживания о том, как им трудно оставаться настойчивыми и отказываться от девайсов, я понимала, что мой посыл был услышан. Меня вдохновляло то, каким положительным был эффект. Возможно, по счастливой случайности, когда я советовала родителям уменьшить количество времени, проводимого их детьми перед экраном, я сама начала осознавать, как на меня воздействует экранное время! Если я много времени проводила за написанием книги или просто сидела в Интернете, изучая различные исследования, то после я чувствовала себя отстраненной, рассеянной, вела себя агрессивно по отношению к мужу и плохо спала. У меня даже проступала сыпь после длительного времени, проведенного за ноутбуком. Иногда я была вынуждена искать способы заставить свой мозг и тело превозмогать дискомфорт, чтобы поработать за компьютером. К счастью, я разработала множество полезных стратегий, которые мы рассмотрим в главе 10.
2
Cиндром Туррета характеризуется двумя и более двигательными (моторными) и одним и более голосовым (вокальным, звуковым) тиками.