— Запомни номер телефона. Если случится катастрофа и вы окажетесь в полной заднице, позвони по этому номеру. Тебе ответит оперативный дежурный Ситуационного Центра спецподразделения ЗАСЛОН. Сотрудником Седьмого отдела этого ЗАСЛОНа, ты, кстати, сейчас являешься. Теперь это твои боевые товарищи. В любой стране мира, где есть наше посольство или консульство находятся представители этой структуры. И если надо вытащить человека из страны пребывания, лучше них никто с этой задачей не справится. Назовёшь пароль: кодовое название операции.
— Зет слушает, говорите! Говорите, Зет слушает вас внимательно!
Влад вспомнил эмблему, которую ему показывал генерал Бережной. В его новом удостоверении личности, которое он потом изъял. На традиционной эмблеме СВР на фоне земного шара латинская буква Z.
— Это Гефест. У нас проблемы. Требуется помощь. Срочно!
— Не выключайте телефон, Гефест! Определяем ваше местоположение…Ждите… Это ветеринарная клиника?
— Да, говорят, лучшая в городе. Пулю извлекли, но состояние тяжёлое.
— Ждите оперативную группу. Время прибытия ориентировочно…Не отключайтесь… Плюс полчаса с этой минуты по местному времени. Когда группа окажется в помещении, вам назовут пароль: Гефест. Держите себя в руках и постарайтесь не открывать огня по нашим сотрудникам. Помощь скоро будет. Отбой.
Влад оценил шутку с открытием огня по своим спасителям. Хотя…Это могла быть и не шутка, ведь дежурный не знает, кто он на самом деле. А сам он знает, кто он сейчас?
Влад согнал немногочисленных сотрудников ветклиники в операционный блок. Клиника была шикарная, дорогая. Круглосуточная дежурная бригада хирургов, операционная не хуже обычный человеческой. Ему когда-то рассказывали, что в Москве на улице Россолимо, недалеко от Главной Военной Прокуратуры (где он, увы, бывал), находится ветеринарная клиника, где творят чудеса. За деньги. Видимо здесь было что-то похожее. Мария лежала на операционном столе, вокруг неё суетились трое врачей. Остальные сгрудились в соседней комнате. Он забрал у них телефоны и приказал держать руки на виду. Сам сел в угол, из которого видел окна и весь медперсонал. На французском объяснил им, что никто не пострадает, если они будут себя хорошо вести. В противном случае он их убьёт. Всех! Хотите жить, делайте что вам говорят. Внизу на первом этаже послышался какой-то шум, движение. Он, когда заносил Марию, закрыл входную дверь на ключ, оставив его в замочной скважине. Повесил табличку ЗАКРЫТО.
— Гефест! Гефест! Мы входим! Это Зет! Спокойно, это Зет!
Влад встал, засунул пистолет за пояс сзади. Он уже не нужен. Если это очередная подстава, они всё равно отсюда не выберутся. А раненую Марию одну он не оставит. В помещение вошли четверо мужчин в белых халатах. У двоих были носилки. Аккуратно переложили на них Марию и понесли её вниз. Двое оставшихся сотрудников ловко замотали всему медперсоналу руки сзади за спиной серым сантехническим скотчем, каким тренер по боксу заматывал иногда порванные боксёрские мешки в спортзале. Затем они каждого привязали тем же скотчем к неподвижным деталям интерьера, заклеили рот и сделали каждому укол. Снотворное. Потом освободили рты и позаботились о том, чтобы уснувшие медики не оказались, не дай Бог, на спине. Трогательно. Сели в фургон, похожий на машину скорой помощи. Но Влад понимал, что это не обычная скорая. Ему объяснили, что это машина коронера, на которой перевозят трупы. Как правило, криминальные. И набожные поляки, завидев эту машину, неизменно крестятся в суеверном ужасе.
— Все больницы и поликлиники сейчас шерстят. В полном составе поднято по тревоге подразделение ГРОМ. А с этими ребятами сложно бодаться. Скоро дойдут до ветеринарных клиник. Так что форы по времени полчаса максимум.
Старший группы протянул Владу капсулу и маленькую бутылочку воды. Он безропотно проглотил её и запил водою. Ребята знают, что делают. Бережной говорил, что туда берут лучших из лучших. Остаётся уповать на их профессионализм и надеяться на удачу.
…В Москву пришла золотая осень. Буйство красок всегда поражало Владимира. А если осень сухая и тёплая-это дар небес. Наступило настоящее Бабье Лето. Он сидел на Тверском бульваре, на скамейке недалеко от театра. Вокруг бегали дети, сновали люди, перемещался автотранспорт. В руках у него оказалось два билета в театр, возле которого он сидел. Когда он их достал? И зачем? Что с ними делать? Выбросить? Отдать? Он не мог сосредоточиться. Хотелось заплакать. Но он не умел и не знал, как это делается. На похороны Маши он не пошёл. Не смог себя заставить. Увидеть ещё раз её такой… безжизненной… чужой… Даже если её приведут в порядок, всё равно он не сможет подойти к ней. Попрощаться. Навсегда. Не сможет заглянуть её родителям в глаза. Ведь косвенно он виноват в её гибели. Если бы она тогда не побежала ему навстречу по пешеходному переходу… Пусть они считают его подлецом, трусом, эгоистом, мерзавцем, ничтожеством. Кем угодно. Но он не сможет проводить её в последний путь. Это выше его сил. Володя сидел на скамейке. Людей становилось всё меньше и меньше. На Москву опускались сумерки. Наступала ночь…