Люди у них собирались разные, но все приятные, вежливые. «Сердитым человеком» я, пожалуй, был один, но, подчиняясь духу добросердечия, царившего там, и я делался менее желчным, менее «опасным».
Накушавшись пирожков и утолив жажду наливкой, все гости перебирались к вечеру в беседку и начинали разговаривать о том, о сем.
- Это ничего, - обыкновенно говорила по поводу обсуждаемого события Ирина Александровна, - нужно подождать, и всё наладится. Все мы хотим жить лучше, и чтобы мир был, а как без трудностей в жизни? Никак. Нужно потерпеть немного.
- Потерпеть - это нам знакомо, - с улыбкой добавлял Леонид Федорович, - молодежь работать не хочет - вот беда. Так пойдет - ракеты сами развалятся, строить-то некому будет.
Я говорил мало, в основном слушал и наслаждался этой простой семейной идиллией.
Спустя некоторое время, уже в эпоху Горбачева, я опять, на короткое время выбравшись из полубезумных, пиратских дел, посетил симпатичный садик на краю города. И Леонид Федорович и Ирина Александровна очень и искренне мне обрадовались, долго упрекали за то, что «пропал», угощали ароматными пирожками и наливкой, а потом, мы, как обычно, сидели в беседке, пили чай и разговаривали.
- Думаешь, легко, вот так, сразу, переделать нашу страну? Обязательно будет все хорошо, просто теперь такое время - надо потерпеть. Немного потерпеть, - говорила хозяйка.
- Нам терпеть не привыкать, - Леонид Федорович мне подмигнул, - работать только люди не хотят, особенно молодежь. Кто воевать-то будет, если случится?
Я слушал их, заложив руки за голову, и просто радовался тому, что эти люди есть.
В эпоху Ельцина я видел Мысиных редко, только раз или два бывал у них в саду - там все было по прежнему: буйство зелени, пирожки с картошкой и наливка. Хозяева уже сильно постаревшие и донашивающие одежду прошлых лет, держались бодрячком, и с тихой гордостью показали мне еще одно вспаханное поле под картошку - «чтоб выживать». Поле это было некогда заболоченой полянкой в лесу, но трудами двух людей приносило пять или шесть мешков картошки.
Мы пили вечерний чай, солнце садилось, и было очень красиво и свободно. Говорить о капитализме не хотелось - мы и не говорили, только раз Леонид Федорович с досадой упомянул, что, дескать, совсем исчезают качественные вещи - одно барахло, лишь бы продать.
Ирина Александровна встрепенулась.
- Мы все ничего не умеем, а главное, учиться не хотим, - сказала она, - а нужно учиться, и обязательно все начнет получаться, просто мы все нетерпеливые. Тяжело разве немного потерпеть?
Я ждал привычную реплику, она последовала:
- Терпеть не сложно, непонятно только, кто работать будет? Молодежь не хочет. Все продадим, и что? И в рабство?
Наступила время нынешнего президента, и мне стало совсем не до походов в гости. Мы изредка созванивались, и Леонид Федорович в разговоре просто обижался - что это я их совсем забыл. Наконец, я буквально заставил себя пойти. Что же? Сад был все тем же прекрасным уголком земли, правда, деревья уже подпирали небо, а кусты кренили забор, хозяева были теми же радушными людьми, правда, очень старенькие оба, просто персонажи из сказки - дед и бабка. Но пирожки были «фирменные» и такой же качественной была наливка. Беседка еще стояла, хотя сильно завалилась на бок. Кур не было - у Леонида Федоровича на них уже не хватало сил. Сил не хватало уже и на второе картофельное поле, но им и первого было «за глаза», того, что сразу за забором - они с Ириной Александровной кушали теперь меньше - аппетит ушел.
Когда мы пили чай, я, желая сделать приятное Леониду Федоровичу, упомянул, что президент заботится об оборонной промышленности.
- Да на завод хоть сто миллионов дай, толку не будет - не работает нынче молодежь, да и не учится ничему, а нас стариков уже хоронить пора, - ответил Леонид Федорович и прибавил, - видать судьба такая, бестолковая мы нация.
- Как не учится, - тихо возразила Ирина Александровна, - у меня есть очень неглупые дети, очень. И нация мы не бестолковая, у нас Попов был. Был ведь? Он ведь радио изобрел?
- Попов ломик изобрел, - сказал Леонид Федорович, вроде как пошутил.
Хорошая шутка всегда с двумя смыслами - что хотел сказать Леонид Федорович? Что Попов изобрел рычаг, с помощью которого изменилась цивилизация, или что его изобретение
так же примитивно, как лом?
- Ты, Леонид, знаешь, а споришь, - сказала Ирина Александровна, - столько всего разрушили, теперь восстанавливать. Нужно терпение - и все. Кто же не хочет счастливой жизни? Все хотят. А тебе прямо сейчас все подай.