Особую деликатность следовало соблюдать при подношениях местной знати различного рода сувениров и подарков. Пользовавшийся вполне обоснованно репутацией «правоверного», Назир подчеркивал, что «не может дарить револьверы и угощать спиртными напитками, как это делают иные европейцы», а посему просил снабдить его подарочным фондом в виде «перочинных ножей, часиков, тканей «на рубашки детям» и т. п.».
Обосновывая свою просьбу прислать фарфоровый чайный сервиз, который знатный джиддинский вельможа Мухаммед Насыф просил «выписать за его счет», Тюрякулов поясняет, что «продавать я не могу Более полезным я считал бы подарить ему от своего имени. Если есть в НКИД возможность — то очень прошу Вас устроить мне это дело. Конкретно, речь идет о 12 чайных чашечках с блюдечками к ним среднего размера и средней ценности, поизящнее и «покрасивше». У Насыфа хлебосольный дом, где останавливаются все знаменитости страны от короля (последний раз прием корпуса происходил в этом доме), Неджд, духовенства и нотаблей до влиятельных хаджей из Алжира. Поэтому подбор чашек должен быть произведен в учете на их демонстрационное значение».
Тот же Мухаммед Насыф просил советского полпреда — а тот обещал ему выписать из Москвы — книгу на арабском языке. При этом он прекрасно представлял, где в СССР это издание можно найти. «Эту книгу легко достать через аппарат Государственного Политического Управления (тт. Петерс — Ахмед Алмаев). Искать ее надо в Москве, Казани, Уфе (Центральное Духовное Управление) и Самарканде, где имеются конфискованные мусульманские библиотеки. Впрочем, это дело А. Алмаев знает лучше меня. Кроме того, очень желательно заполучить эти вещи (книгу и чашки) с ближайшим пароходом через дипкурьера».
В письмах в Москву Н. Тюрякулов был деликатен, но настойчив: «Простите, что беспокою Вас пустяками. Но этими пустяками я мог бы укрепить свои «личные» связи. Нужна мне 1 дюжина чашек с блюдечками. Образец прилагается при сем. Стоимость будет оплачена. Нужно устроить так, чтобы я сию штуку получил с «Коммунистом». Я передам эти штуки отцу «амру биль-мааруф». Второе: пришлите слуховую трубку, которую имею в виду подарить губернатору (каимакаму) г. Джидды (он глух). Желательно было бы и эту штуку получить с «Коммунистом», отплывающим во второй половине декабря из Одессы в Красное море». Порой местные чиновники прямо обращались к полпреду с конкретными просьбами и пожеланиями, и тому приходилось писать по этим поводам в Москву: «Фуад Хамза обратился ко мне с просьбой выписать для него из СССР несколько кусков тонкого бельевого полотна за его счет. По-видимому, он говорит о счете только из скромности. Я ему ответил, что по известным ему обстоятельствам наши пароходы редко заходят в Джидду и что поэтому очень трудно бывает и нам самим выписать из СССР необходимые вещи. Передаю этот вопрос на ваше усмотрение».
С такого рода просьбами-рекомендациями полпред обращался в Центр довольно часто, давая понять, что не столь уж дорогие, но соответствующие случаю и обычаям подарки не могут не способствовать укреплению личных контактов. Тем более что «связи установил хорошие. Постепенно думаю сделать многое. Трудно, но ничего невозможного нет и не бывает. Для успеха борьбы нужны средства в широком смысле. В этом отношении не так хорошо у меня», — пишет он своему руководству, объясняя обращения с просьбами о «подарках». «Наши личные связи растут и ширятся. Я стараюсь расширять их, чтобы быть в курсе местной обществ, жизни, изучить страну и научиться лучше говорить по-арабски. Сейчас у меня есть знакомства и связи с купцами, членами городск. самоуправл. (Мекка, Бахра, Джедда), муллами, бедуинскими шейхами и начальниками, прочими неджезцами и т. д. и т. п. С некоторыми из них, в особенности степняками, свои знакомства я должен закреплять некоторыми маленькими подарками, как того требуют обычаи всех степняков. Дарить револьверы или угощать спиртными напитками, как делают иные европейцы, я не могу и считаю недопустимым с точки зрения нашей репутации и интересов.
В то же время, имея под рукой небольшой вещевой фонд, я мог бы в нужных случаях дарить интересным и полезным знакомым незначительные подарки, вроде часиков, перочинных ножей, простой материи «на рубашки и детям» и т. п. Кстати, в период пребывания короля в Геджасе меня часто навещал его личный курьер (курьер — это лицо, которому король доверяет многое) Шейх-Саид, простой неджиец из племени Otibe. Он рассказал мне о том, что шейх Абдул-Керим (т. е. т. Хакимов) обещал подарить ему бинокль и компас. Так вот, поднимая этот вопрос, я имел в виду лишь такие знакомства, которые не могут обойтись без вещественного подкрепления. Отделу Ближнего Востока достаточно известна традиционная необходимость этого порядка и поэтому обосновывать ее считаю без надобности. Ставя этот вопрос перед отделом, я учитывал, что он может быть решен лишь при наличии возможностей (о бинокле обещал написать Хакимову, который будто бы и должен был подарить Саиду)».
Удивительно, насколько быстро, практически на уровне интуиции Назир почувствовал нюансы взаимоотношений и субординации в местной среде. Это становится особенно ясно, когда читаешь об аналогичных случаях у признанного авторитета и знатока региона — Лоуренса Аравийского. В своей известной книге «Семь столпов мудрости» он описывает случай, как один из сподвижников Фейсала — Ауда — камнем разбил свои вставные зубы только потому, что получил их в свое время от ставшего врагом Джемаль-паши, турецкого министра, руководившего карательными рейдами на аравийских землях. Англичане, чтобы привлечь Ауда на свою сторону, специально пригласили к нему «дантиста из Египта, чтобы тот сделал тому зубы из материала его союзников».
Не менее поразительным является тот факт, что никогда до сих пор не изучавший арабский Н. Тюрякулов в сжатые сроки осваивает его настолько, что может самостоятельно, без посредников вести беседы на любые темы. В Москву он не без гордости сообщает, что начал сносно «болтать по-арабски. Через 3–4 месяца думаю освободиться от услуг переводчика. А то говоришь одно, переводят другое, теряется «соль». Как свидетельствовал секретарь полпредства Туйметов и другие сотрудники, познания Назира Тюрякулова в арабском языке окрепли настолько, что в повседневных беседах он полностью обходился без переводчика. А вскоре «в присутствии т. Туйметова, например, беседовал с Мохаммед Насифом о современном уровне мусульманства, о философии Ибн Теймие (основоположник ваххабизма), о сапе (в этом году в Мекке и Таифе свирепствовал сап) и лечении его».
В конце концов он овладел местным языком до такой степени, что мог полемизировать с улемами на теологические темы, не говоря уже о том, что выступал на нем от лица дипкорпуса перед королем и его окружением во время торжественных церемоний. Знание арабского выгодно отличало его от многих европейцев и не могло не быть по достоинству оценено его арабскими собеседниками. В то время как глава британской миссии Бонд, произносивший свои речи исключительно на английском, похоже, пренебрегал далеко не глупыми советами своего уже упоминавшегося выше знаменитого соотечественника. А ведь по результатам многолетней работы в Аравии Лоуренс Аравийский составил даже специальную инструкцию по достижению расположенности и успеха в работе с бедуинскими племенами. «Находясь в племени, изучайте все, что можете, о бедуинах: их семьи, кланы, друзей и врагов, поля, холмы и пути. Делайте все это, слушая и одновременно наблюдая. Не задавайте вопросы бедуинам. Постарайтесь говорить на их диалекте, но не на вашем. Пока вы не будете понимать их мимику, вы не поймете бедуинов».