Мекка в период хаджа была удобным местом встреч также с высокопоставленными паломниками из третьих стран, как, например, с бывшим военным министром свергнутого в 1929 году афганского эмира Амануллы Ахмед-ханом, пытавшимся убедить Н. Тюрякулова в преданности Амануллы СССР и неизбежности «второй» революции и свержении Надир-шаха. Подобные, мягко говоря, деликатные темы требовали от полпреда максимальной собранности и способности ориентироваться так, как это диктовалось интересами Советского государства на тот момент. «По вопросу об Аманулле-Надире я держал себя весьма сдержанно». Показательна в этом плане ситуация, связанная с приездом на хадж в 1931 году самого экс-эмира Афганистана со своей свитой. В ответ на настоятельные требования со стороны местных властей и поверенного в делах Персии Айн-уль-Мулька организовать участие дипкорпуса во встрече Амануллы в порту Джидды, Назир Тюрякулов в качестве дуайена посчитал необходимым во избежание негативной реакции со стороны официального Кабула от этой встречи воздержаться.
Появлялись на хадже и странные личности, цели которых не всегда были ясны, но заставляли предполагать, что их интересует прежде всего информация. Полпред сообщает в Москву, что снова «явился индус Ходжа Гулям Мухамед Лагори. Его принял секретарь. Он рассказывал, что прибыл на хадж с политическими целями, спросил, не знаем ли мы Обойдулла-эффенди, который проживает в Мекке с 26 года. На заявление секретаря, что эти вопросы его не интересуют, с индусом произошел такой разговор:
— Я хочу изучить конституцию СССР, не сможете ли дать некоторые разъяснения?
— На английском языке имеется соответствующая литература. Разъяснение конституции частным лицам не входит в мои консульские функции.
— Наша организация нуждается в средствах. Т. к. она и торгует с целью добычи средств, не поможете в покупке советских товаров по новым ценам с тем, чтобы прибыль пошла на пропаганду.
— Содействие торговле в Индии вообще не входит в мои функции.
— Я вижу к себе недоверие с Вашей стороны. Если Вы подозреваете меня в чем-либо недостойном, то я могу доставить Вам газеты наших организаций, где Вы найдете мое имя.
— Это меня не интересует.
Этот индус, по-видимому, даже не мусульманин, ибо не владеет даже языком урду, общим для всех индийских мусульман».
В период хаджа по своим личным делам в Мекку приехал бывший турецкий офицер, на тот момент — преподаватель в высшей военной школе в Сане Галиб-бей, по происхождению араб, по убеждениям — арабский националист. Он заявил о своих симпатиях к СССР и обратился к Назиру с просьбой достать в Москве для его школы географические карты и атласы (1–2 комплекта). В этой связи полпред связался с НКИД и как бывший «книгопечатник» рекомендовал обратиться в Центроиздат, «где имеются карты и атласы, на которые можно нанести надписи на любом языке».
Эта встреча принесла свои плоды. Галиб-бей поделился с полпредом не только своими впечатлениями о Мекке, но и важными сведениями по Йемену, в частности по «Зараникскому фронту». «По сведениям Галиб-бея, Зараникский фронт ликвидирован. Военная школа постепенно реорганизуется и предполагается организация лучшей подготовки молод, людей для военной школы, 6 человек йеменцев, обучавшихся в Милане летному делу, вернувшихся в Йемен. Общее отношение к СССР и Геджасу в Йемене хорошее. Отношения между Йеменом и Геджасом улучшаются. Во время налетов английских аэропланов Галиб, по его словам, был в Сане и участвовал в организации обороны и установке зенитных орудий».
Йз-за того, что вопросы торговли еще не были урегулированы, даже командировка в Хиджаз торгпреда К. Хакимова была организована под видом хаджа, под этим же предлогом была запрошена для него виза. «В связи с последней церковной кампанией, докатившейся до Геджаса через египетскую прессу, многие спрашивали меня о положении мечети в СССР, об отношении советской власти к мусульманам, о нашем личном отношении к хаджу и т. д.». Давая необходимые в таких случаях разъяснения, Назир Тюрякулов указывал, что при первой возможности совершит хадж вместе с другими мусульманами. «Полагаю, что мы с Хакимовым сделаем все возможное, чтобы ограничиться исполнением минимально необходимого в хадже, если этого потребуют обстоятельства. Что же касается деловой стороны приезда т. Хакимова, то она, мне кажется, совместно с нами изучение новых рыночных условий, выработка нашей линии торговой работы (чтобы избежать старых ошибок) и расширение круга наших торговых знакомств».
Одной из интересных для Н. Тюрякулова была беседа на хадже с вышеупомянутым бывшим военным министром эксэмира Афганистана Амануллы Ахмед-ханом. «Он заявил мне, что приехал с расчетом встретить здесь бывшего афганского посла в Турции Мирза Гулям Джиляни-хана (последний действительно приехал). Много говорил о безусловной преданности Амануллы СССР, о неопределенности и беспринципности политики Надира, о недовольстве народа Надиром и неизбежности «второй» революции и свержении Надира в Афганистане. Затем, как новость, сообщил о соглашении, заключенном недавно между англичанами с одной стороны и немецкой фирмой Ленч и французской фирмой Клемансо по вопросу о железнодорожной концессии в Афганистан. По его словам, концессия (договор) была заключена с немцами и французами. Однако, не имея в своем распоряжении реальных способов воздействия на Афганистан в случае разногласий, а главное, не чувствуя прочности этой сделки, заключенной против англичан, они договорились с англичанами. Таким образом, благодаря этому сговору сделка приняла совершенно другой, неприемлемый для афганцев характер. Обещался посетить нас в Джедде. По вопросу об Аманулла-Надире я держал себя весьма сдержанно».
На хадж как-то прибыла даже польская делегация в составе графа Рачинского и польского муфтия Якуба Шеньковича, с целью наведения мостов в Саудовской Аравии: официально объявила о признании Саудовского государства Польшей и желании установить политические и торговые отношения с Хиджазом. Последний ответил взаимностью. В связи с этим Н. Тюрякулов отмечает, что польские попытки «завязать дружественные и торговые отношения» с Хиджазом совпадают с оживлением деятельности французов в регионе. «По-видимому, не без совета из Парижа Польша стала проявлять сильнейший интерес к геджасским делам и желание установить с Геджасом дипломатические отношения. Вторая делегация, прибывшая на пароходе «Краков», состояла исключительно из военных и привезла королю подарки».
Присутствие муфтия в составе первой польской делегации имело, по мнению советского полпреда, известное политическое содержание с явным антисоветским акцентом. Резолюция варшавских мусульман в дни «курбан-байрама», просившая римского папу и епископа кентерберийского взять под свою защиту якобы гонимый в СССР ислам, должна была служить муфтию его грамотой при представлении аль-Сауду. Однако ввиду малочисленности и общественно-религиозной малозначимости польских мусульман Польша не являлась «мусульманской державой».
Н. Тюрякулов приходит к выводу, что во франко-польские намерения не входило преждевременное раскрытие своих антисоветских планов: муфтий должен был свое основное заявление сделать за кулисами, в неофициальной обстановке. Вышеупомянутый татарский деятель, известный в свое время «вдохновитель мусульманского реформаторства Абдурашид Ибрахимов, («Рашид Кази», еще до мировой войны поселился в Турции), временно проживающий ныне в Мекке, подтвердил факт антисоветских поползновений Шеньковича перед Ибн Саудом. Правда, Ибн Сауд принял все это лишь к сведению и никаких практических выводов для себя и для своей политики не сделал. Все слухи об антисоветском выступлении Ибн Сауда решительно не соответствуют действительности. Если бы действительно имело место такое скандальное выступление со стороны Ибн Сауда, то мы своевременно поставили бы Москву в известность. Но факт антисоветских шагов, предпринятых поляками через посредство своего муфтия, имеется налицо…»