Выбрать главу

В заключение мы выражаем пожелания за Ваше доброе здоровье и за благополучие Вашего Превосходительства».

Безусловно, косвенным признанием заслуг Н. Тюрякулова были и прозвучавшие в ответной речи М. Калинина слова о том, что «отношения между нашими двумя странами в течение ряда лет носили весьма дружественный и вполне искренний характер, и Ваше посещение Советского Союза несомненно является одним из счастливых проявлений дружбы, связывающей наши обе страны. Я с тем большим удовольствием приветствую Вас в столице Советского Союза, что в Вашем лице представлено правительство арабского народа, который сумел после мировой войны, благодаря мужественной и дальновидной политике его руководителей, завоевать и укрепить свою полную независимость, являющуюся необходимой предпосылкой для экономического и культурного развития страны.

Правительство и народы Советского Союза весьма внимательно следят за успешным развитием политики правительства, которое Вы представляете, направленной на защиту независимого существования арабского народа и на укрепление его хозяйственного и культурного благополучия. Выражаю уверенность, что дружба между нашими государствами в полной степени отвечает интересам наших народов и их взаимному благу. Ваш приезд в Советский Союз, несомненно, будет способствовать дальнейшему укреплению этой дружбы».

Основными участниками переговоров с саудовской стороны помимо главы делегации были сопровождавшие Фейсала лица, прежде всего Фуад Хамза. В Большом театре на представлении оперы «Севильский цирюльник» состоялась его беседа с Л. Караханом, возможно, наиболее принципиальная с точки зрения дальнейшего развития советско-саудовских отношений. По словам самого Л. Карахана, Ф. Хамза старался доказать, что при наличии советских кредитов Хиджазу «наши товары будут продвигаться благодаря престижу правительства. Само правительство будет проталкивать советские товары. Геджасцы хотят приобретать у нас хлеб, сахар, керосин, бензин, спички, оружие».

Очевидно, что вопросы, поставленные Хамзой, несколько опережали темпы развития советско-саудовских отношений. Проблему кредита было бы удобнее поставить, «когда отношения будут нормализованы. В настоящее время трудно убедить правительство, что оно должно пойти навстречу геджасскому правительству, в то время как мы находимся в неравном экономическом и политическом положении. В рассуждениях Фуада Хамзы имеется здоровое зерно, но для проведения в жизнь его наметок необходимо создать благоприятные условия. У нас нет специальных интересов в Геджасе. Мы поддерживаем геджасское правительство, исходя из общих принципов нашей симпатии к независимости восточных стран, — мы рады, что Геджас является независимым государством. Коммерческие интересы наши в Геджасе также невелики. Правительству трудно объяснить, что предоставление кредитов вытекает в данном случае из условий наших взаимоотношений».

Хамза заявил, что лично он «также думает, что политическое соглашение будет полезно, и телеграфировал об этом королю, но это все-таки вопрос времени. Сначала надо развить торговлю, а затем, через несколько месяцев, можно будет заключить и политический договор. Геджасское правительство колеблется перед столь большой переменой формальных отношений, которая может дать отрицательный эффект и создать затруднения для Геджаса. Тов. Карахан должен убедить свое правительство, что надо помочь Геджасу теперь же, а Геджас обяжется в определенный срок урегулировать вопросы, интересующие СССР. Возможно, что король сообщит, что в принципе он согласен на заключение политического договора. Но это маловероятно, хотя бы потому, что в настоящее время королю сообщено лишь о том, что Элиава заявил, что для получения кредитов нужно экономическое соглашение, но Элиава сказал, что это только его личное мнение и что он запросит правительство. Мы ждем решения правительства и хотим знать, является ли обязательным условием получения кредитов предварительное заключение экономического соглашения. Поскольку король ждет от нас решения правительства, он может воздержаться от изложения своей точки зрения им по вопросу о возможности заключения соглашения. Хамза понимает, что трудности имеются большие, но тов. Карахан должен убедить свое правительство».

Точка зрения советского правительства, высказанная Л. Караханом, была ясна: предоставление кредита тесно увязывалось с политическим договором, а «соглашение о кредитах есть по существу политическое соглашение. С точки зрения торговли, мы можем продавать наши товары и в других странах. Правительству мы должны излагать положение таким, каким оно является в действительности. Я буду совершенно откровенен с Вами. Мы — большая страна, у нас много важных дел по линии внутреннего строительства. С точки зрения внешней политики правительство непосредственно интересуется только такими вопросами и странами, где дело идет о безопасности. Аравия находится далеко от нас; непосредственных интересов нет. Имеется симпатия, дружественные отношения. При всем этом нелегко убедить правительство заняться вопросами о Геджасе, поскольку имеется еще неурегулированный вопрос о договоре. Члены правительства могут сказать: подождем с обсуждением этого вопроса, пока не будет разрешен вопрос о договоре».

Фуад Хамза выразил надежду, что вопрос о договоре разрешится благоприятно, так как король относится благожелательно к расширению отношений с СССР. Однако для того, чтобы получить полное представление о позиции королевского дома (тем более, что позиция короля, сообщенная Н. Тюрякуловым и озвученная в Москве Хамзой, несколько отличалась), Л. Кара-хан хотел переговорить с Фейсалом без Хамзы и во время посещения стадиона пригласил Фейсала в комнату администрации. Хамза оставался в зале, однако явно не желая предоставить принца самому себе и желая быть в курсе дела, через некоторое время стал расспрашивать, где находится Фейсал, выяснил это и вошел в комнату, где происходила беседа.

Здесь вновь проявились расхождения между точкой зрения Н. Тюрякулова, отстаивавшего выгоды и перспективность советско-саудовских торгово-экономических отношений, и позицией НКИД, высказанной в данном случае Л. Караханом. Последний объявил Фейсалу, что советское правительство считает невозможным предоставить кредиты до нормализации отношений, подчеркнув при этом, что советско-хиджазские отношения остаются неизменно дружественными. Л. Карахан просил Фейсала не усматривать в этом какого-либо изменения дружеских чувств, заметив, что подобный вывод был бы неправильным. Замнаркома также подчеркнул, что советская сторона вовсе не настаивает на немедленной нормализации. У всякого правительства могут быть свои затруднения, и «мы не хотим, чтобы геджасское правительство предпринимало для нормализации отношений с нами такие действия, которые могли бы повредить его интересам. Но вместе с тем всякие разговоры на тему о кредитах возможны только после политической нормализации». Хотя, спустя всего несколько минут, сам и заметил, что «может создаться впечатление, что мы требуем компенсацию за согласие Геджаса на политический договор».

Принц Фейсал, в полном соответствии с позицией своего отца, дал понять, что по соображениям политического порядка немедленная нормализация невозможна. От считает, что экономическая помощь со стороны СССР должна ускорить нормализацию. Но делегация не правомочна решать этот вопрос и обо всем доложит королю.

В ответ на вопрос Л. Карахана по поводу переговоров с другими странами появившийся к концу беседы Хамза объяснил, что и с Италией, и с Францией переговоры велись одновременно по политическим и экономическим вопросам и что королю трудно будет понять перемену в позиции советского правительства. Н. Тюрякулов, мол, сообщал о желании советского правительства подписать политический и экономический договоры, а теперь речь идет только о политическом договоре. Карахан ответил, что торговый договор — это одно, а кредиты — совсем другое.

Беседа закончилась просьбой Хамзы изменить позицию советского правительства в вопросе о кредитах. Позже Хамза заявил, что попал в неловкое положение. Советская сторона якобы «спровоцировала» его на разговор о кредитах, а затем изменила свою позицию. По-видимому, и Хамза, и Фейсал опасались «прогневать» аль-Сауда, которого они, похоже, информировали в слишком оптимистичных тонах.