Именно в этот период национально-социалистическая доктрина Сталина одержала верх над интернационал-коммунистической в состязании двух конкурирующих внешнеполитических линий. Как позднее отмечал Л. Троцкий, И. Сталин стал выразителем «консервативного национального уклона», суть которого «сводилась к тому, что мы заинтересованы не в международной революции, а в собственной безопасности для развития нашего хозяйства».
Процесс формирования сталинской внешнеполитической доктрины в общем и целом завершился к 1930 году. К этому времени Сталин сосредоточил в своих руках фактически всю полноту власти в партии и государстве. Последним этапом на этом пути стало устранение с руководящих постов деятелей так называемой «правой» оппозиции в лице «националистов-рыночников»: Бухарина, Рыкова, Томского и их сторонников. В ноябре 1929 года Бухарин был выведен из состава Политбюро, а несколькими месяцами раньше смещен с поста руководителя делегации ВКП(б) в Коминтерне и члена Президиума ИККИ. В июле 1930 года наркомом иностранных дел стал М. Литвинов.
В 1930 году международная система вступила в новый период дестабилизации, вызванной мировым экономическим кризисом. Случайно или нет, но отставка Бухарина последовала через две недели после падения курса акций на нью-йоркской фондовой бирже, положившего начало Великой депрессии. Мировой экономический кризис явился первым признаком надвигающейся новой мировой войны — новой схватки за передел мира. Сталин почувствовал это и, выступая в июне 1930 года на XVI съезде партии, заявил: «В ряде государств мировой экономический кризис разовьется в кризис политический… В сфере международной политики буржуазия будет искать выхода в новой империалистической войне… Отсюда тенденция к авантюристическим нападкам на СССР и к интервенции, тенденция, которая, наверняка, будет развиваться по причине экономического кризиса».
Новая ситуация требовала неотложных мер по мобилизации моральных сил всего народа, его сплочению в единый, мощный и дееспособный организм. Одних только кадровых перестановок для этого было недостаточно. Нужна была новая идеология. Рассчитывать на то, что можно будет выиграть технологическую гонку с Западом, выстоять в надвигающейся мировой войне, опираясь на постулаты классического марксизма-ленинизма, выглядело все менее реалистично. Идеология, основанная на классовой, а не на национальной борьбе, все более доказывала свою уязвимость в новых международных условиях.
В 1931 году в высшем эшелоне партийной власти уже открыто говорили о необходимости смены идеологического курса. В дневниках Литвинова есть любопытная ссылка на беседу по этому поводу с Ворошиловым, который заявил, что страна должна срочно перейти на путь «великодержавной политики». Присутствовавший при разговоре Рудзутак поддержал его. Эта новая «великодержавная политика» самым органичным образом вписывалась в теоретические представления Сталина, если вспомнить, что это Ленин его обвинил в «великорусском шовинизме». В любом случае именно Сталин дал старт новой идеологической доктрине.
Не обошел идеологический поворот и сферу внешней политики. В этой области этапным событием явилось письмо Сталина членам Политбюро от 19 июля 1934 года с оценкой статьи Энгельса «О внешней политике русского царизма». В этой статье, написанной с антироссийских позиций, критиковалась вся предшествовавшая политика царской России, к тому же проводимая в жизнь иностранцами. В письме Сталин выступил против публикации статьи Энгельса в журнале «Большевик», поскольку, на его взгляд, она обладала рядом существенных недостатков, способных «запутать» читателя.
Сложнейшая международная обстановка 30-х годов не могла не вызвать смену внешнеполитического курса. Европа, как потенциальный театр грядущих военных действий, стала доминировать во внешней политике Москвы. Именно здесь Сталин постарался провести в жизнь свой стратегический замысел, изложенный им более чем десятью годами раньше. Запад превратился в испытательный полигон его дипломатического маневрирования, результатом которого стало сформирование накануне войны двух противостоящих друг другу коалиций. Главные события, в которые был вовлечен СССР, в это время происходили в Европе, и ослабление политического внимания к Востоку на этом фоне выглядит не столь уж неожиданным.
Однако в экономическом плане восточное направление продолжало оставаться весьма перспективным. В советском правительстве еще сохранялось немало специалистов, которые здраво оценивали конкурентные возможности СССР на Западе. Характерно, что и Сталин, похоже, не испытывал иллюзий относительно готовности Запада к равноправному и честному сотрудничеству с Советским Союзом, к справедливой конкуренции. Он не без оснований полагал, что «едва ли в будущем мы получим возможность рассчитывать на то, чтобы отобрать у капитала, более опытного, чем мы, внешние рынки на Западе. Но что касается рынков на Востоке, отношения с которым у нас нельзя считать плохими, причем эти отношения будут улучшаться, — то здесь мы будем иметь более благоприятные условия. Несомненно, что текстильная продукция, предметы обороны, машины и пр. будут теми основными продуктами, которыми мы будем снабжать Восток, конкурируя с капиталистами».
При том, что стратегическое направление развития внешнеэкономических связей было определено верно: соседние с СССР страны Азии в ту пору действительно представлялись наиболее логичными рынками для советского экспорта, больших прорывов на этих направлениях не случилось. Разумеется, были тому и объективные причины. Слишком сильно было влияние бывших метрополий, не говоря уже о еще существовавших колониальных режимах. Это, естественно, препятствовало проникновению советских товаров в обширные азиатские регионы и вызывало недовольство Москвы. И именно с подобными препятствиями боролся на своем посту советский полпред Назир Тюрякулов, далеко не всегда встречая понимание и поддержку Центра.
Еще одной, правда, косвенной причиной отката во внешней торговле, в том числе и с Саудовской Аравией, стали попытки введения дискриминационных барьеров против советских товаров, и ответные действия Москвы. Так, Франция приняла 3 октября 1930 года декрет «О мерах контроля за импортом некоторых товаров, происходящих или ввозимых из СССР». Декрет устанавливал, в частности, необходимость получения советскими экспортерами специальных лицензий на ввоз таких товаров, как хлеб, лес, сахар, мясо, лен, являвшихся основными статьями российского экспорта.
Уже 14 октября 1930 года полпред СССР во Франции Довгалевский заявил от имени советского правительства решительный протест и потребовал отмены дискриминационного режима. А 20 октября советское правительство в качестве ответной меры приняло постановление «Об экономических взаимоотношениях со странами, устанавливающими особый ограничительный режим для торговли с Союзом ССР». Декрет предусматривал следующие мероприятия: прекращение или максимальное сокращение заказов и закупок в этих странах; прекращение фрахта судов указанных стран; введение ограничительных правил для транзитных товаров, происходящих или идущих из этих стран; прекращение или максимальное сокращение использования портов, транзитных путей и баз этих стран для транзитных или реэкспортных операций Советского Союза.
Указанный декрет не только ударил по французским экспортерам, но и оказал сдерживающее воздействие на другие государства, в том числе и Саудовскую Аравию, тем более, что торговые отношения с королевством и так долгое время оставляли желать лучшего. Образовался замкнутый круг: годы кропотливой работы полпреда, установленные им контакты и достигнутые договоренности практически оказались невостребованными, а его призывы активизировать торговые связи, похоже, стали раздражать руководство НКИД, озабоченное на этот раз совершенно иными проблемами.
Обстановка в мире требовала тщательного анализа и достоверной информации по всем направлениям, и от руководства НКИД Тюрякулову и полпреду в Йемене Дубсону поступает запрос о процессах в арабском мире и той роли, которую в них играют страны Запада. «Нас очень интересует вопрос об англо-иракской акции по сколачиванию арабской федерации. Каких результатов можно ожидать от вссарабского конгресса, который собирается в Багдаде, и как реагируют на это дело в Геджасе и Йемене?