Очевидно, однако, что для самого Н. Тюрякулова такое развитие событий не было неожиданностью. По пути на родину, в Париже, произошла его встреча с вновь назначенным в Хиджаз
К. Хакимовым. По свидетельству последнего, тот нашел полпреда в тяжелом состоянии. Восемь лет напряженной работы в стране с изнурительным климатом и редкими отпусками не прошли для него бесследно. «Приехал он больной, почти совсем оглохший, и сейчас лечится у местных знаменитостей, чтобы использовать свое пребывание в Париже для восстановления здоровья. В 20-х числах января выезжает в Берлин, где пробудет неделю, а затем поедет дальше в Москву Его тяжелый багаж, полученный в Берлине, тов. Беляевым уже отправлен в московскую таможню». Последний факт указывает на то, что, покидая в тот раз Саудовскую Аравию, Назир понимал, что обратно уже, скорее всего, не вернется.
Между тем именно встречи и беседы с К. Хакимовым, а также его письмо из Парижа в Москву несколько приоткрывают завесу над тайной отзыва Н. Тюрякулова из Джидды. Из тональности и содержания письма становится понятным, что в руководстве НКИД появились какие-то причины сомневаться в достоверности информации, поступавшей в последнее время от полпреда. Роль К. Хакимова в этой ситуации не полностью ясна, но очевидно, что от него ждали подробного отчета о настроениях и взглядах Н. Тюрякулова, который он и дает в своем письме от 1 января 1936 года. «Я поставил перед т. ТЮРЯКУЛОВЫМ все вопросы, которые интересовали как Вас, так и лично меня. Общее впечатление, созданное беседой с т. Тюрякуловым, таково: что он достаточно деятельно принимал участие в местной жизни, особенно в смысле наблюдения за всеми приезжающими и уезжающими, которые так или иначе имели интерес с точки зрения их деятельности в районах интересующих нас: разъезды синзянцев, эмигрантов из Средней Азии, турецких эмигрантов и т. д., совершающих довольно частые путешествия между Меккой, Индией и Синзяном.
Характеристика международного положения Саудии, ее внутреннего положения, данная т. Тюрякуловым, показывает, что он достаточно осведомлен о происходящем как в области международных отношений, так и внутреннего положения Саудии.
Я задавал неоднократно один и тот же вопрос: чем объяснить то, что он, ведя наблюдения за происходящим, и, будучи достаточно осведомленным, не поставил Москву в известность и даже не отвечал не неоднократные ее запросы. Но удовлетворительного ответа не получил, правда, я, по известным соображениям, большой настойчивости не проявил. Полагаю, что для меня важнее было получить от него все, что только он мог дать мне из своего 8-летнего опыта. Известные опасения, которые выражались в Москве нашими работниками, можно теперь сказать с уверенностью, оснований не имели».
Возвратившись в Москву, Назир еще некоторое время оставался в резерве Наркомата иностранных дел. Он вновь поселился в своей квартире № 309 в так называемом «Первом Доме правительства» на улице Серафимовича. Не желая бездействовать, вернулся к научной работе в Институте языка и письменности при Совете национальностей ЦИК. Однако уже в июне 1936 года он был переведен опять же в резерв, на сей раз ЦК ВКП(б), о чем имеется запись в регистрационном бланке члена партии. В партийно-государственной практике того времени это означало, что в ближайшей перспективе его могло ожидать высокое партийное назначение или значительный пост в структурах государственной власти. Похоже, сомнения в благонадежности Н. Тюрякулова постепенно рассеивались.
Однако по последнему вопросу в НКВД было совершенно противоположное мнение. Есть определенные основания предполагать, что сомнения в лояльности дипломата были привнесены банальными доносами, поступавшими также и из его окружения.
В полном соответствии со своими обязанностями полпред Тюрякулов старался не ограничивать свои контакты только представителями местной элиты. Как специалист по Ближнему Востоку, он понимал то огромное значение, которое имело для СССР укрепление связей с другими странами региона. Человек широких взглядов и большой эрудиции, интересный собеседник, он привлекал к себе самых разных людей, которые охотно с ним общались. В Москву уходила ценнейшая информация о ситуации в регионе, положении на границах, связях и контактах лидеров ближневосточных государств с западными странами. Одним из основных источников Н. Тюрякулова были его коллеги из представительства Турции, с которыми все восемь лет он поддерживал тесные отношения.
К своим турецким коллегам по дипломатическому корпусу советский полпред действительно относился с нескрываемой симпатией. Впервые Назир встретился с турецким представителем Сени-беем на похоронах переводчика полпредства X. Бекинина, который скончался вскоре после приезда полпреда в Джидду. В отчете, направленном в Центр, он упоминает турка в числе первых, кто пришел и выразил соболезнования. Впоследствии они встречались неоднократно, по многим вопросам выступали с единых позиций и, можно сказать, симпатизировали друг другу. Во всяком случае, в отличие от англичан, Сени-бей не только не возражал против выдвижения советского полпреда в дуайены дипкорпуса, но даже приветствовал это.
Единым фронтом выступили Н. Тюрякулов и Сени-бей в вопросе о встрече дипкорпуса с приезжавшим в Джидду афганским экс-эмиром Амануллой. На встрече с ним настаивал представитель Персии в Саудовской Аравии Айн-уль-Мульк. Такой подход не устраивал советскую сторону, но для проведения этой линии требовалась поддержка представителей других стран. Назир обратился к туркам. «В тот же день вечером виделся с Сени-беем и выяснял его отношение к вопросу о встрече. Сени-бей решительно встал на нашу точку зрения. Получилось впечатление, что он имеет определенную директиву, хотя утверждал, что для него этот вопрос новый и мнение Анкары ему неизвестно». Персидский представитель был вынужден отказаться от своей прежней мысли «встречать Амануллу при его прибытии в Джедду, но заявил, что он намерен в частном порядке посетить Амануллу после того, как последний будет поселен в каком-либо доме Джедды». Поскольку у турецкого представителя были свои соображения, препятствовавшие ему встречать Амануллу при его прибытии, то он и «потом не посетит его, так как они не могут измениться вследствие переезда Амануллы с парохода в город». Советский полпред со своей стороны поддержал точку зрения Сени-бея.
Даже на бытовом уровне отношения с турецкой стороной были весьма дружескими. Когда вновь прибывший турецкий вице-консул серьезно заболел, его перевезли в городскую больницу, где уход за ним был, мягко говоря, неважный. Тогда по согласованию с полпредом к его лечению подключился врач советской миссии Мошковский.
В отношениях представительств обеих стран в Саудовской Аравии практически не возникало никаких проблем. Не составляли турки и серьезной конкуренции в вопросах влияния на политику короля, не проявляя в этом особой активности. Несколько особняком стоит поездка Махмуда Недима, бывшего османского губернатора Йемена, который прибыл в Хиджаз, как предполагал Тюрякулов, с какими-то планами, направленными против имама Яхьи. Махмуд Недим был принят аль-Саудом и пользовался полным содействием со стороны Сени-бея. Однако поскольку в ответ на направленный в Анкару запрос советская сторона получила заверения Турции в том, что поездка носила неофициальный характер, то этот вопрос был быстро улажен. Собственно йеменская проблематика связана была преимущественно с ситуацией в пограничном Ассире, в связи с чем полпреду руководством НКИД было предписано следующее: «…сохраняя за собой положение страны, не вмешивающейся во внутренние дела других государств… при удобном случае высказывать наше мнение, что вооруженный конфликт между двумя арабскими странами повредит им обеим, что он лишь в интересах третьей стороны…».