Хотя, когда читаешь размещаемые и в отечественной и международной прессе писания плодовитых польских исследователей, то как-то сразу бросается в глаза, что никого особенно в Польше цельная картина трагических событий Второй мировой и не интересует. Интересует только линейка определенным образом подобранных фактов и их тенденционная интерпретация в соответствии с политическими потребностями сегодняшнего дня. Это, в общем-то, так или иначе признают и в Польше, о чем свидетельствует, к примеру, статья польского историка А. Кшеминьского в немецкой газете «Woche»: «Все же немецко-польские разногласия слабее польско-русских. Здесь большинство драматических событий военной истории в значительной степени не разработаны. И годовщина завершения войны накаляет неразрешенные споры заново: о пакте Гитлера-Сталина, резне в Катыни, Варшавском восстании 1944 г., о Ялте и самом 8-м мае 1945 г.
Споры относятся не только к фактам, а к интерпретациям и автопортрету, который хочет представлять Россия Владимира Путина. Факты сами неоспоримы, с тех пор как Кремль "нашел" тайные дополнительные протоколы к пакту Гитлера-Сталина в своих архивах. Однако интерпретации разделяет пропасть. Тем не менее вопрос признания со-вины Сталина в развязывании Второй мировой войны или же в уничтожении польского государства в 1939 г. Кремлем даже не ставится, так как пакт Гитлера-Сталина рассматривается только как второй Мюнхен 1938 г.»[266]. Здесь выстроена вся польская линейка претензий к России, плюс идея ревизии Ялтинских соглашений и значения Победы как таковой. Далее воркуют на эту тему на страницах крупнейшей польской газеты «Жечпосполита» ему вслед и другие известные специалисты вопроса пан П. Вечоркевич да пан Матарский: «Сравнение этого пакта с Мюнхеном представляет собой курьез. Как бы мы ни интерпретировали тогдашнюю позицию британцев и французов, они хотели мира, посчитали, что если они бросят Чехословакию на съедение, выиграют мир для мира. Пакт же Риббентропа-Молотова был сговором во имя войны, делил добычу, прежде чем она началась»[267]. Не будем с великим «знатоком" истории Второй мировой войны и России спорить. Нам мнение современника событий, У. Черчилля, дороже: «Расчленение Чехословакии под нажимом Англии и Франции равносильно полной капитуляции западных демократий перед нацистской угрозой применения силы. Такой крах не принесет мира или безопасности ни Англии, ни Франции»[268].
Однако пан Кшеминьский идет дальше и распространяет польское видение роли Польши во Второй мировой на основы Евросоюза. Дело в том, что с древнейших времен у истоков создания государств и династий стояло нечто божественное, что и находило отражение в соответствующих мифах, освящавших и цели, и существование, и исторические действия данного государства. Отсюда и слова: «Через 60 лет после конца войны и по прошествии года после расширения Евросоюза на восток встает вопрос: а имеет ли Европейский Союз вообще общий миф основания?» Вопрос этот не столь праздный, как может показаться, так как опять предлагается к принятию такой миф: о борьбе с СССР/Россией как империей зла на мировоззренческой, объединяющей основе. Миф, предлагаемый новыми членами ЕС и являющийся «болячкой» Польши и прибалтийских стран, должен объединять всех членов ЕС. Но это чрезвычайно напоминает ту основу, на которой в свое время Гитлер «объединил» Европу, перед тем как навалиться на СССР/Россию. Получается, что все же есть основа под словами д-ра Людвига Фишера, губернатора дистрикта Варшава, который в своем рапорте губернатору и палачу поляков Гансу Франку писал: «Европейская идея широко распространена среди польского народа. Однако до сих пор поляки постоянно опасались, что в этой объединенной Европе для них не будет места. Если мы сейчас дадим им надежду, что в этой новой Европе они смогут вести жизнь в соответствии со своим характером и культурой, то как раз на данный момент в Генерал-Губернаторстве преобладающее большинство польского народа примет эту немецкую политику с максимальным пониманием. С течением времени также все более явственным делом будет становиться то, что в интересах Запада Германская империя должна быть политическим, хозяйственным, духовным и культурным центром этой будущей Европы»[269]. Ласкают, наверное, слух поляков такие слова, особенно насчет распространенности европейской идеи. Да только нелишне опять вспомнить, что говорились они в 1944 г., когда уже исход войны для всех был ясен. А до этого, несмотря на преданность европейской идее и гуманное ссылание поляков из пределов Третьего рейха в Генерал-Губернаторство вместо Сибири, гебитскомиссар Борисова в Белоруссии, считает в 1942 г., том самом, когда героическое воинство Андерса ушло на Ближний Восток: «...По моему мнению, не будет никакой пользы, если еврейская вошь будет удалена из немецкого меха, а польская останется... С системой вермахта по задействованию в качестве органов русского самоуправления польской интеллигенции из-за недостатка белорусской интеллигентской прослойки, по моему мнению, следует радикально порвать...»[270] Но тем не менее самый главный знаток новейшей русской истории пан профессор Вечоркевич в своем выступлении в польском официозе «Жечпосполита» 17 сентября 2005 г. продолжает в лучших традициях Студницкого сожалеть о том, что в переговорах в октябре 1938 г. поляки и немцы не смогли договориться, и на вопрос о том, какую роль Польша играла в военных планах Адольфа Гитлера, немедленно и авторитетно заявляет:
269
T. Bloch. Abyśmy byli gospodarzami we własnym kraju // Nowy Przegląd Wszechpolski. Nr. 7-8. 2004.
270
B. Chiari. Alltag hinter der Front. Besatzung, Kollaboration, und Widerstand in Weissrussland 1941-1944. Droste Verlag, Duesseldorf, 1998.