В 1948 г. в ППР столкнулись между собой два течения. Первое, представленное генеральным секретарем ЦК В. Гомулкой и некоторыми его соратниками по антифашистскому подполью (З. Клишко, И. Лёга-Совиньским, М. Спыхальским, Г. Корчинским, В. Беньковским и др.), выступало против насильственной коллективизации крестьян и воссоздания наднационального органа коммунистического движения взамен распущенного в 1943 г. Коминтерна. Гомулка, кроме того, не был склонен записывать в разряд врагов югославского лидера И. Броз-Тито, против которого была направлена пропагандистская и организационная машина Коммунистического информационного бюро — наследника Коминтерна. Второе же течение, представленное формально беспартийным президентом Польши Б. Берутом (членом КПП с 1918 г.) и большинством членов Политбюро и ЦК ППР (Я. Берманом, Р. Замбровским, Х. Минцем, Э. Охабом, А. Завадским, Ф. Юзьвяком, С. Радкевичем, К. Миялем и др.), слепо следовало курсом И. В. Сталина и обвиняло сторонников Гомулки в правонационалистическом уклоне. Почти все противники генерального секретаря были так называемыми «московскими поляками», то есть во время войны находились в Советском Союзе либо были заброшены в оккупированную гитлеровцами Польшу с советской территории. Эта линия водораздела была очевидна и для советского посла В. З. Лебедева, который в марте 1948 г. сообщал в Москву: «В руководстве ППР сложились и действуют две борющиеся друг против друга группировки: одна — вокруг Гомулки, включающая в себя лиц, зараженных польским шовинизмом, и другая — вокруг Минца, включающая в себя работников партии, которые во время войны находились в СССР и которые характеризуются явно „промосковской ориентацией“»[55]. Понятно, что за такими людьми стояла вся мощь военного, идеологического и репрессивного аппарата СССР. В начале сентября 1948 г. пленум ЦК ППР снял Гомулку с поста партийного лидера. 9 декабря того же года прошла личная встреча опального политика со Сталиным, а спустя пять дней Гомулка написал советскому вождю письмо, в котором, пожалуй, впервые открыто заявил о наличии «еврейского вопроса» в правящей партии Польши. По его словам, в государственном и партийном аппарате страны было слишком много евреев, причем часть из них «не чувствует себя связанной с польским народом… никакими нитями или же занимает позицию, которую можно назвать национальным нигилизмом»[56].
В научной литературе уже высказывалось предположение, что данный пассаж отставного руководителя был вызван стремлением сыграть на всё более нараставших антисемитских чувствах Сталина ввиду явных произраильских симпатий множества советских евреев[57]. Однако подобную точку зрения не позволяет принять сам стиль письма. Во-первых, оно вовсе не похоже на обычный антисемитский пасквиль по образцу пресловутой «секретной директивы Бермана». Гомулка просто перечислял причины, по которым он отказывался баллотироваться в новый состав Политбюро, и среди прочего назвал «персональную», а точнее, кадровую политику партии. Более того, он упомянул, что уже не раз поднимал этот вопрос, и, словно продолжая заочный спор со своими оппонентами, говорил: «Не соответствует истине тот факт, что только серьезный недостаток польских партийных кадров делает невозможным проведение иной, чем существующая теперь, персональной политики»[58]. Во-вторых, если бы Гомулка действительно хотел избавиться от своих соперников по партии, взяв на вооружение пропагандистский арсенал кампании по борьбе с космополитизмом, то, наверное, наполнил бы свое послание соответствующими формулировками. Однако бывший генеральный секретарь этого не сделал. Напрашивается вывод, что Гомулка был искренен, когда говорил, что большой процент евреев препятствует расширению социальной базы партии, и надеялся, что Сталин обратит внимание на этот наболевший вопрос. Неслучайны его слова: «Я располагаю многочисленными документами, подтверждающими, что существующее положение дел в области состояния руководящих кадров как в партии, так и в государственном аппарате вызывает серьезную тревогу и недовольство. В то же время в партии, особенно после августовского пленума [1948 г.], сложилась такая обстановка, когда никто не имел мужества высказать критические замечания против нынешней персональной политики. Недовольство же выражается в кулуарах»[59].
55
Цит. по:
56
СССР и Польша. Механизмы подчинения. 1944–1949. Сборник документов. Под ред. Г. Бордюгова, Г. Матвеева, А. Косеского, А. Пачковского. М., 1995. C. 274–275.