Аналогичную озабоченность высказывали и работники советского посольства. В уже приводившемся донесении советского посла от марта 1948 г. имеются такие строки: «Группа Г. Минца, как всякая подобная группа, идет по ошибочному пути: борясь против польского шовинизма в партии, сама складывается как еврейская группа»[60]. Летом 1949 г., на волне кампании по борьбе с космополитизмом в СССР, посол Лебедев сообщил министру иностранных дел СССР А. Я. Вышинскому, что руководящая в ПОРП группировка явно страдает еврейским национализмом, покровительствует еврейским националистическим организациям и стремится изолировать Берута от «польских товарищей». «Аппарат министерства госбезопасности, начиная с заместителей министра и включая всех начальников департаментов, не имеет ни одного поляка. Все — евреи. В департаменте разведки работают только евреи…» Посол настаивал на необходимости замены министра госбезопасности и проведении чистки в ведомстве[61].
Даже после смерти И. В. Сталина и спада антисемитской волны в СССР из Польши продолжали доноситься призывы к ограничению числа евреев в руководящих органах. Так, 20 октября 1953 г. министр обороны ПНР К. К. Рокоссовский проинформировал советника посольства СССР Д. И. Заикина, что в политуправлении Войска Польского кадры укомплектованы по семейному и национальному признаку (с преимуществом евреев), а Берут находится под влиянием Бермана, Минца и Замбровского. Советские лидеры (Н. С. Хрущёв, Г. М. Маленков, В. М. Молотов, Н. А. Булганин) откликнулись на это пожеланием польской верхушке сделать оргвыводы и «серьезно заняться выдвижением руководящих кадров из числа выросших и преданных партии товарищей польской национальности»[62].
Из этих заявлений самым шатким выглядит письмо Лебедева, написанное летом 1949 г. Его тезис о потворстве еврейским националистическим организациям (прежде всего, «Джойнту») сильно напоминает аналогичные «заклинания» советской пропаганды того времени, когда везде виделись происки сионистов и космополитов. Лебедев, будучи государственным чиновником, конечно, не мог остаться в стороне от очередной политической кампании, а потому старательно занимался распознаванием еврейского элемента на поднадзорной территории. Чтобы понять, насколько его доклад не соответствовал действительности, достаточно сказать, что как раз летом 1949 г. в Польше интенсивно шел процесс уничтожения всех независимых от ПОРП еврейских структур, в особенности националистических (т. е. сионистских и традиционалистских).
Значительно большего внимания заслуживает сообщение Рокоссовского. Известно, что у него не сложились отношения с руководством ПОРП, которое считало его чужеродным телом в своем организме. Однако вряд ли столь прямолинейный человек, как Рокоссовский, стал бы прибегать к разного рода грязным приемам, чтобы опорочить кадровый состав политуправления Войска Польского. Представляется, что он был искренен, когда указывал, что данное ведомство укомплектовано по семейному и национальному признаку. Очевидно, у министра, как до него у Берлинга и Сокорского, вызывала раздражение бросающаяся в глаза численность евреев в данной структуре.
В принципе, Гомулка был недалек от истины, когда говорил, что часть его однопартийцев страдает национальным нигилизмом. Действительно, многие «московские поляки» рассматривали Польшу как очередной взятый коммунистами бастион, а потому для них не имело смысла рассуждать о каком-то самостоятельном пути страны к социализму. Любой, кто так ставил вопрос, однозначно расценивался как пособник буржуазного национализма. Отсюда и тезис о правонационалистическом уклоне Гомулки. Например, издатель Е. Борейша, идейными и родственными нитями связанный с высшими кругами партаппарата (его братом был заместитель министра общественной безопасности Ю. Ружаньский), сообщал одному из советских дипломатов 30 марта 1948 г.: «…Гомулка, как вы знаете, националист, как и многие поляки». По его мнению, Берман и Минц были «куда более спокойными и рассудительными людьми»[63]. Позднее, когда политическая линия правящей партии радикально изменилась, подобные убеждения начали расцениваться как левацкий курс, особенно присущий «скрытым сионистам». Но в конце 1940-х гг. в таком духе не раз высказывались многие представители государственного и партийного истеблишмента Польши, в том числе и нееврейского происхождения. Например, член Политбюро ЦК ППР и ПОРП Александр Завадский, некоторое время занимавший пост председателя Государственного Совета, утверждал позднее, что отказать в поддержке Гомулке его побудили соображения коммунистического интернационализма. «Мы — не одинокая Народная Польша, — говорил он, описывая настроения того времени. — Мы — Народная Польша, снова связанная узами с другими коммунистическими и рабочими партиями, в том числе с ВКП(б)…»[64]Глава управления общественной безопасности в Лодзи Мечислав Мочар, позднее прослывший лидером партийных антисемитов, заявил в августе 1948 г. на пленуме ЦК: «Советский Союз — это не просто союзник. Для нас, партийцев, это — наша родина, границы которой трудно определить. Сегодня они за Берлином, а завтра — на Гибралтаре»[65]. Таким образом, оба деятеля отстранялись от «националиста» Гомулки с его тезисом об особом, «польском пути к социализму».
65