Он опять надолго замолчал.
— А что это было за оружие? — осмелился прервать я его размышления.
— А это, — поднял он голову, — в тайный лабораториях были выведены мельчайшие существа, что опасны были лишь для тех, в ком полуживая кровь вампиров. А ведь укус вампира делает живущего почти бессмертным и многие оборотни приняли укус. Так что оружие было одинаково губительным и для тех и для других.
Но они напали. И к горю нашему как раз тогда, когда со стальной скрижалью к предводителю нашего объединенного воинства, Магистру Ордена Святого Доминика, прибыл посланец Ордена Жеребцов Господних. И именно тогда, когда он собрался вручить скрижаль, затылок его пробила стрела. И ворвались враги. Как не отважны были они, но пали в бою с тяжелой пехотой Ордена Святого Доминика, а скрижаль поднял Повелитель Эльфов. Никто не знает, что за видение дано было ему. Но, забрав скрижаль, он бежал в свой лагерь и в ту же ночь эльфы ушли.
А утром грянул бой. И даже без помощи эльфов и Ордена Жеребцов Господних, превозмогли люди объединенную рать.
Но вот что было дальше. Этого предвидеть не смог никто. Предводители людских воинств решили разделиться и строить жизнь сами, не подчиняясь, Матери нашей Святой Церкви. Лишь Святую Инквизицию пустили они в свои земли, чтобы могла она следить за Древним Договором. Ибо и тогда не пожелали людские владыки нарушить Древний Договор полностью уничтожить нелюдь.
— А Мать ваша Святая Церковь настаивала? — уже догадываясь о последствиях, спросил я.
— Да, — удивленно стрельнул он в меня взглядом.
— И нелюдь, что оставалась в ваших землях, побежала в земли других владык?
— Да.
— А потом была война?
— Да.
— И вы проиграли?
— Да.
— И нелюдь уравняли в правах с человеком.
— Откуда ты это все знаешь, пришелец? — поднялся он во весь свой немалый рост.
— Ты знаешь, там, откуда я пришел, есть такая наука — аналитика.
— Я не желаю знать, что это за наука. Я желаю знать, откуда тебе все это известно. Или ты можешь рассказать, что было дальше?
— Могу. Только сядь, не горячись, — и руки в непривычном мне жесте улеглись вдруг на пояс
Как ни странно, он сел, не отрывая глаз от моего пояса, а я с удивлением уставился на две рукоятки, в которые обратилась сложная пряжка.
— Ты посланник, — мертвыми губами констатировал брат Гильденбрандт.
— Да? — счел необходимым удивиться я.
— С чем пришел ты к нам? — тускло спросил прелат. — Что принес и кому?
И вдруг дошло. Прежде чем дать Вовке в челюсть, я переложил в правую руку (чтобы не покалечить дите) портфель. А в портфеле была та самая нагрудная пластина, которую Леха, наш друг ювелир, покрыл по просьбе Маги арабской вязью.
— Какая с виду эта твоя скрижаль?
— Широкий полумесяц, покрытый письменами, — быстро ответил мой собеседник.
— Какими?
— Обычными. Лишь при прочтении они вспыхивают священным зеленым огнем.
— Дай мне какой-нибудь письменный текст.
— Какой?
— Любой.
И оторопевший от этой бурной реакции старик протянул мне лист бумаги. А на нем четким почерком струйного принтера изгибалось в вечном танце вызывающе красивое арабское письмо.
— Мать твою, — я вскочил, отчего высокое готическое кресло с грохотом рухнуло на пол. — Эта штука у меня дома! Едем!
Почтенный старец резко хлопнул снизу по столу и одним прыжком перелетел через стол.
— Что же ты молчал? — проорал он на меня, яростно вытаращив круглые серые глаза.
— А что же ты не спрашивал?
Вбежавший секретарь, увидев как мы весело орем друг на друга, торопливо сунул руку под обширную черную рясу.
Дед яростно блеснул в него глазами.
— Машину к первому подъезду, — и заметив заминку, — Бегом!
Секретарь рухнул на одно колено и с громким стуком шарахнул головой по полу.
— Инш-алла, — люто рявкнул в ответ и ломанулся к дверям, выдергивая из-под рясы мобилу.
— Это кто еще? — в очередной раз столкнулся я со странностью этого мира.
На что услышал равнодушное:
— Шахид.
Я поперхнулся услышанным и не смог сдержать следующего вопроса.
— А во что вы веруете?
Брат растер меня презрительным взглядом по полу.
— В Единого Господа Бога нашего. Распятого Христа и брата его Меченосного Магомеда.
— А господь кто? — Обалдел я.
И получил как дубиной промеж ушей.
— Оба.
Я замолк. На бегу такое множество информации усвоить трудно.