Хорошее имя для служителя Божьего. На старогерманском это как пламя войны звучит. Смиренное такое имя.
Второй раз я пришел в себя в палате. Совершенно обнаженный лежал под тонкой простыней. Испуганно дернулся, но все оружие и пояс лежали на прикроватной тумбочке. И пояс!? Я рывком сел и расслабленно шлепнулся на хрустящие простыни. Запястье правой руки было обвязано толстой шелковой бечевкой, с которой свисал грубо кованый крестик.
Дверь открылась. В кабинет стремительно вбежал молодой человек, почти мальчишка.
— Славный вечер, — поприветствовал и сразу схватил за руку чуть выше кисти. — Так, пульс у нас нормальный. Томография показывает — внутренних повреждений нет. Усталость, переутомление, возможно психический шок. Ну и конечно потрясение при ударе. В целом вы в норме. Так что хоть сейчас домой.
Вдруг взгляд его зацепился за пояс.
— Ого! Можно посмотреть?
— Нельзя, — гораздо резче, чем хотелось, ответил.
— Забавно. Настоящий. Не думал, что вы остались, — вежливо улыбнулся он мне.
И показалось, что клыки растут, а белый до этого плащ вдруг потемнел, его раздуло ветром. Хотя какой ветер в палате? Очень захотелось ударить этого с виду симпатичного парнишку и похоже именно это я собирался сделать. Рука дернулась, качнулся крестик и наваждение рассеялось.
— Так я вас больше не удерживаю, — белозубо улыбнулся доктор и распахнутые в дружеской гримасе зубы опасно блеснули. — Вам прислать сестру или вы предпочитаете сами?
— Если сестра за счет заведения, то присылайте.
Он коротко хохотнул и откланялся.
Одежда нашлась в шкафу. Здесь же висела оперативка с двумя «Береттами». Странно, я не заметил. Кем же я работаю? Это сколько же проносить надо было, чтобы не замечать. Причем в обойме одного из стволов головки пуль вроде серебряные.
Я едва успел надеть френч, укрывающий весь мой арсенал, как щелкнул выключатель и палату залил яркий белый свет.
В дверном проеме стояла длинноногая медицинская сестра. Тесноватый халатик жадно охватывал призывно прогнувшийся гибкий стан. Края глубокого выреза с большим трудом не пускали рвущиеся на свободу молочно-белые полушария. Весьма, я бы сказал, аппетитный цветок душистых прерий.
— Виктор Петрович Скакун.
С ударением на последнем слове осведомилось чудесное видение, умышленно или случайно вставшее так, чтобы полутьма коридора подчеркнула точеность фигуры. Нет, скорее умышленно. Ведь в той войне, что ведется от века мужчинами и женщинами, обе стороны измыслили множество уловок. И горе тому, кто на них попадется.
Отлепив руку от косяка, она откинула назад плечи, отчего соски уставились в потолок и от бедра повела вперед длинную мускулистую ногу. Пошла. Как пошла! Играя всем телом, не отрывая от меня наглого, дразнящего взгляда. И когда прошла мимо, на ходу задев крутым бедром, жаркая, привыкшая к раздевающим взглядам, я вдруг понял, что все это время не дышал. Долгоногая, играя бедрами, подошла к кровати и аккуратно положила планшет на тумбочку. Наклонилась, отчего коротенький халат почти совсем обнажил вздернутые ягодицы, провела ладонью по простыне, хранящей тепло моего тела, другую заложила между ног. Лукаво глянула через плечо, спросила чуть хрипловато:
— Есть ли жалобы к администрации?
Мне пришлось откашляться, чтобы ответить.
— Ни одной.
Зажатая промеж ног рука туго пошла вверх, когда медсестра стала медленно выпрямляться. Достигла развилки. На долю секунды задержалась. Выскользнула. Ничего не показала. Но возбужденное воображение нарисовало такие картины райского блаженства, что зубы свело.
— Предложения? — голос упал почти до шепота.
— Только лично к вам.
— Тогда распишитесь.
Тягуче гибко наклонилась за планшетом, подхватила. Выпрямилась, отчего бюст едва не вырвался из тесного плена. Утвердилась на высоких каблуках. Пошла.
Я всегда говорил, что высокие каблуки вещь опасная. Но в некоторых ситуациях и полезная донельзя. За пару шагов до меня у девчонки подвернулась лодыжка, высокий каблук сыграл и она стала падать. Я с готовностью шагнул навстречу. Подхватил налитое веселой силой тело, руки сами сомкнулись на упругой талии. Левая нахально скользнула чуть ниже.
Дерзко торчащий бюст уперся мне в грудь, которая раздулась вдвое. Острые соски почти насквозь прожгли кевлар. Узкие дамские кисти с удовольствием легли на мои плечи, отчего я еще и выпрямился, раздувая шею.
Высокие скулы, пухлые губы, длинный каре-зеленый взгляд сквозь упрямую пепельную челку, чуть длинноватый прямой нос.