— Какой ещё подвал?
— Открой глаза. Справа от тебя ржавая железная дверь.
Построившись полу кругом и прикрывшись столешницами. Один из бойцов дёрнул дверь. Та оказалась не заперта. Снизу сразу пахнуло кислятиной вперемешку с дерьмом. Закашлявшись один из бойцов сказал.
— Может это просто спуск в отхожее место?
— Как часто двери в туалет обивают железом? — Язвительно переспросил Гром.
— Там в низу горит огонь. Вполне возможно, что кто-то там есть. Заходим очень осторожно. Держите перед собой щиты.
То, что оказалось в низу. Уже не когда не выйдет из моей памяти. Оно теперь останется со мной на всегда в самых тёмных углах. Этот лагерь действительно оказался местом отдыха и развлечения шурдав. А главное развлечение для них…это мы. В подвале были подвешены, прикованы к полу, за перты в клетках полтора десятка девушек. Все серьёзно избитые, у кого-то не хватает конечностей следы порезов и зубов покрывали их тела.
У одной из стен стоит низкий стол с кандалами и деревянным валиком на нём ягодицами к верху лежит молодая девушка. Судя по всему, уже не дышит. А рядом стоит ещё один столик. На нём вряд лежат щипцы, напильники, широкие короткие лезвия, так же фаллосы разной длинны, форм и размеров. Есть одно общее у всех этих предметов… Они все покрыты липкой кровью.
Кого-то из бойцов стошнило. Другой путая мат с молитвой начал осенять себя святым знаком. Мой взгляд медленно перешёл в самый дальний угол. Там сгрудившись стояли полуголые шурды, у одного из них перед собой выставлена кровавая тряпка. «Целовек, мы говариц с вами. Мы не хоч зла»- произнёс тот, кто держал тряпку. На его груди и подбородке виднелась свежая кровь. Вряд ли его собственная.
Не какой команды не было бойцы одновременно сорвались. Не применяя оружия буквально вбив уродцев в пол. Уже через минуту они с остервенением давили кровавую кашу, оставшуюся от шурдав.
Нам удалось вызволить из подвала одиннадцать девушек. Трое были мертвы к нашему приходу, у одной сломан таз она страдала и просила, чтобы её убили. Тут не чем не поможешь, я, не став ничего говорить, молча провёл лезвием по запястьям. Не желая оставаться здесь не единой лишней минуты, мы покинули подвал.
Увидев нас общее приподнятое настроение в стойбище сразу пропало. Всё было ясно без слов. Некоторые женщины начали плакать. Другие сразу подбежали, уводя девушек и пытаясь с ними поговорить. Те молчали, смотря в некуда. Мужчины зло матерились бессильно пиная землю.
Накатило сильное головокружение. Отойдя в сторону уселся на поленницу опустив голову. Меня кто-то взял за рукав. Медленно обернувшись увидел одну из спасённых девушек. Которая куталась в какое-то тряпьё. Её попытались отвести к остальным, но она решительно отдёрнула руку.
— Послушай. Тебе лучше пойти к ним. Мы попытаемся вам помочь.
— Ты уже помог. — Из-под слипшихся от крови волос на меня взглянул единственный глаз.
— К-к-колючка? — Рот пересох.
— Нам нужно поговорить.
— Конечно.
— Я видела, что ты сделал для той девушки. Прошу сделай это и для меня. — Колючка протянула развёрнутые вверх запястья.
— Нет. Она уже была мертва. Я избавил её от мучений. А ты…
— А что я!? Хочешь сказать, что я жива и у меня всё будет хорошо!!! Ты был в том проклятом подвали, ты видел! Но ты не знаешь, что там происходило! — Колючку начало трясти, а голос стал хриплым словно её душили. — Они привели нас в лагерь и заставили раздеться. Сказали, чтобы мы начали бить друг друга или они это сделают сами. Мы не подчинились. Их позабавило это. Вопя они бросились на нас с палками… и били…и били…и били!!! Закончив затащили в подвал, приковав. Потом они снова сделали предложение. Добровольно порадовать их. Некоторые согласились… — Колючка умолкла, смотря в одну точку. Её разбитые губы побелели, а по щеке текла слеза.
— Не нуж…
— Я послала их. — Всё так же смотря в некуда продолжила она. — Послала. Даже зная, что произойдёт, цеплялась за гордость. Они оставили меня и занялись теми, кто согласился. Постоянно избивая они смеялись. Им было очень весело. Потом пришла моя очередь. Больше они не стали ничего предлагать… Принесли жаровню с железным прутом. Прикладывали его каждый раз, когда я их посылала. Я всегда считала себя сильной. Способной справится с чем угодно. …Глупо… я сдалась…они получили то что хотели… — Колючка подняла низ своей хламиды демонстрируя жуткие ожоги на внутренней стороне бёдер. — Я не хочу жить с тем что произошло! Ты единственный кого я хоть немного знаю. Сама я не справлюсь… Прошу, Филин.
— Тебе кажется это выходом, и я не стану этого отрицать, но всё же подумай если не о себе, то о своей сестре. На кого ты её оставишь.
Колючка опустила голову, а её плечи задрожали, но она всё равно протянула мне развёрнутую руку.
— Прошу… — Едва слышно произнесла девушка.
— Понимаю тебя, но я не стану этого делать.
— Что ты несёшь?! Понимаешь, говоришь!!! Ты не хрена не понимаешь!!!
— Понимаю и лучше, чем ты думаешь… — Немного помолчав. Решился. — Когда-то жила девушка из очень хорошей и религиозной семьи. Однажды она поссорилась со своими радетелями и переехала в город. Там оказалась всё не так как она ожидала. Она оказалась некому не нужна. И всё же ей повезло, встретить отзывчивых людей из дальних земель. Стала с ними жить и радоваться жизни. Вот только у этих людей быстро закончились деньги, и они решили по-быстрому подзаработать. Устроили аттракцион для моряков: «Один раз в любую дырку. Всего за одну крону». Девушка смогла вновь осознать себя спустя пять месяцев в доме милосердия уже беременной. Она бросилась сразу к родителям. Но те вышвырнули, назвав «портовой шлюхой». Грязные новости расползаются очень быстро. «Шлюха» так её начали называть. Ещё через четыре месяца у неё родился сын. С дочерью она может быть и смерилась бы, но не с сыном. В этом мелком ублюдке она видела всех тех, кто с ней это сделал. Только страх перед наказанием не давал ей его зарезать или утопить. Она пыталась избавится от него иначе: морила голодом, забывала в хлеву со свиньями, регулярно била. Но он всё не подыхал. И каждый раз, когда она его видела не забывала сказать кто он. Подробно описывая то как, он появился. Заключая каждый раз одно и то же: «что это он во всём виноват». И в соре с родителями, и в изнасиловании, и в своём рождении, и в её дерьмовой жизни — это всё он. А сын сидел перед ней и говорил сам себе: «твоя вина, твоя вина, твоя вина». Так продолжалось долгие годы. Пока эта женщина не сдохла от туберкулёза и постоянного пьянства. И каждый раз, когда сын вспоминает о ней, он повторяет: «твоя вина»…Так что думаю я всё же знаю о чём говорю…
— Филин, Филин!!! Там, это, того, языка сейчас убьют! — Запыхаясь доложил один из тех, кто был со мной на штурме.
У постройки оказалась небольшая, но очень злая толпа. Гром и ещё двое пытались изо всех сил угомонить желающих мести людей. Их можно понять у самого руки чешутся из гада жизнь по капли выдавить с применением инструментов из подвала. Особо не церемонясь, растолкал людей, подошёл к шурду и со всей силы нанёс удар в живот пленнику. Толпа замерла.
— Какого хрена вы тут делаете! — Зло выплюнул я.
— Мы…
— Да, вы! Отвечайте!
— Ну, этого, помочь, хотели, вот… — Неуверенно раздался голос.
— Благодарю, не требуется. Я и Гром будем сейчас проводить процедуру дознания.
— Мы хотим это видеть. — Вышел вперёд мужик, который меньше всего хотел сюда идти.
— Нет.
— Но…
— Пасть заткни! Мы захватили лагерь полный трофеев, которые нужно собрать. Так же требуется выставить дозор. Позаботится о пище и о освобождённых пленных, которым сейчас нужна медицинская помощь. А вместо того, чтобы озаботится этим, восемь здоровых лбов ломятся на допрос к одному шурду! Повторять не стану. Отправляйтесь в лагерь и займитесь делом. Сейчас же! — Довольно резво помещение опустело.
— Здорово ты их.
— Гром, какого чёрта!
— Т-т-ты о чём? — Осаженный моим тоном спросил он.
— О том, что командир группы не может усмирить буйное мужичьё, которое должно ему подчинятся. Раз уж взял на себя ответственность, будь добор соответствовать. Ты тут главный, а значит ты — закон. Любое твоё слово должно восприниматься как приказ. Здесь самая настоящая война. Любая вольность может быть фатальной.